В адрес редакции портала этот материал предоставлен членами община Свв.Петра и Павла в.Москве.
Ко времени правления Михаила Федоровича относится создание в Москве частью прихожан отдельной общины, которая устроила себе церковь в Белом городе. Именно от нее, как считает известный исследователь протестантизма Дмитрий Цветаев, и ведет свое начало нынешняя лютеранская община в Москве при церкви святых Петра и Павла.
Одним из крупных протестантских приходов считался лютеранский Петропавловский. Среди его прихожан были инженеры, служащие, владельцы промышленных предприятий. В списках первых лет советской власти, после первой волны эмиграции, среди наиболее активных прихожан можно встретить фамилии известных московских промышленников: Кноп, Гейс, Бурхардт. При церкви святых Петра и Павла был большой двор, где рядом с храмом стояло семь домов: два трехэтажных и два двухэтажных каменных здания, часовня, где перед погребением находились тела усопших, а также одноэтажные хозяйственные постройки и дом смотрителя.
Вначале у верующих теплилась надежда, что у немцев-прихожан будет сравнительно спокойная жизнь. Однако иллюзии быстро рассеялись: большевики-политики показали себя бескомпромиссными атеистами. Вскоре Моссовет потребовал немедленно (в трехдневный срок) сдать в банк все наличные деньги и ценные бумаги, а также представить полную опись церковного имущества. Верующие, пытаясь предотвратить национализацию имущества, писали в разные инстанции многочисленные письма. Однако ничто не помогло, в том числе и совместное обращение германского консула и генерал-суперинтендента к всесильному Красикову, заведующему церковным отделом Наркомюста. В апреле 1919 года евангелическая богадельня на Пресне, находившаяся под патронатом Петропавловской церкви, была передана собесу, а через три месяца Моссовет вручил мандат инспектору Трубачеву, уполномоченному «принять имущество евангелическо-лютеранской Петропавловской церкви, перешедшей в собственность республики». Теперь лютеране должны были арендовать у Моссовета свое же имущество. Летом состоялся суд, решением которого все члены церковного совета были оштрафованы каждый на 100 рублей, немалую в то время сумму, «за неисполнение распоряжений юридического отдела Моссовета».
С 1924 года Петропавловская церковь стала Кафедральным собором. После принятия решения о переносе церковного центра из Петрограда в Москву, ставшую столицей страны, здесь разместились резиденция епископа и Высший Церковный Совет. В 1936 году был арестован последний пастор — Штрек, и службы в Петропавловском соборе прекратились. Моссовет и Мособлисполком объединенным постановлением за № 20 от 17 июля 1938 года на основании того, что «Церковь бездействует и разрушается», передали здание Красногвардей-скому райсовету под кинотеатр. Спустя три месяца райсовету было выделено 546 тысяч рублей на работы по переоборудованию кирхи под кинотеатр, который тресту Москино было поручено открыть к очередной годовщине Октябрьской революции.
Старейшей на территории российской империи лютеранской церковью по праву считалась церковь святого Михаила в Немецкой слободе. Как и в Петропавловском храме, основу Михайловского прихода составляли выходцы из Прибалтики и германские поданные. Прихожанами храма являлись также члены московской шведской колонии, датчане и финны, проживающие в городе. Наиболее заметной фигурой был — председатель тогдашнего церковного совета Альтгаузен, активный член общества «Старая Москва», известный своими исследованиями по истории храма и Немецкой слободы. Достоянием Михайловской церкви было множество церковных памятников, являвшихся летописью евангелических общин Москвы, разнообразная утварь — серебряные чаши конца ХVШ — начала XIX веков, двухъярусное паникадило с гербом 1685 года, красивые металлические люстры, сундуки XVIII века и т. д. На стенах древней кирхи висели картины с изображением Лютера, пасторов Дитриха и Заверса. Церковная библиотека насчитывала более 3,5 тысяч книг. В храмовый комплекс входили трехэтажное здание мужского реального училища, лазарет и часовня.
История отпустила Михайловскому храму лишь десять лет жизни после революции. Несчастьем стало то, что рядом с кирхой обосновался Центральный аэродинамический государственный институт (ЦАГИ). Несмотря на то, что еще в 1925 году община пошла на уступки этой организации, институт стал настаивать на полной ликвидации церкви. Верующие пытались активно бороться. Они отправили во ВЦИК несколько писем с сотнями подписей, содержащих настоятельные просьбы не закрывать храм. Все было напрасно, Президиум ВЦИК решением от 7 мая 1928 года отдал храм в распоряжение ЦАГИ, который вскоре и смел древний памятник с лица земли.
Во второй половине XIX в. — начале XX в. при нашей Петропавловской евангелическо-лютеранской церкви существовало шесть учебных заведений: мужская и женская гимназии, реальное училище и две начальные школы для мальчиков и девочек. Кроме того, в Москве имелось реальное училище при Михайловской евангелическо-лютеранской церкви, школа для бедных детей и сирот евангелических вероисповедений и Александровское евангелическое училище.
Уже в XVIII веке школы при евангелическо-лютеранских церквах Москвы и Петербурга были открыты для учащихся других национальностей и вероиспо-веданий.
Евангелическо-лютеранская церковь вошла в историю культуры Москвы не только через свои школы, но и благодаря своим пасторам. Служение Богу связывалось для них со служением просвещению, наукам и культуре и неустанными заботами о ближних, к которым они причисляли всех, кто был рядом, независимо от национальности и вероисповедания.
Навсегда вошел в историю русского театра московский лютеранский пастор Иоганн Готфрид Грегори (1631-1675). В 1672 году по заказу царя Алексея Михайловича в селе Преображенское им был поставлен спектакль, который можно назвать одним из первых опытов немецко — русского культурного сотрудничества. Текст пьесы, написанный Грегори на немецком языке, перевели на русский дьяки Посольского приказа; «театральную хромину» сооружали русские мастера под надзором боярина А.С.Матвеева; декорации рисовали русские живописцы, которыми руководил художник из Немецкой слободы Петер Энглес; изготовлением костюмов и организацией «музыкального сопровождения» занимались также немцы. Щедрое же финансирование осуществлялось из государственной казны.
Лютеранский пастор Иоганн Эрнст Глюк (1652-1705) вошел в историю культуры и Латвии, и России. Девятнадцать лет проповедовал он Слово Божие в
Мариенбурге (ныне г. Алуксне). Будучи уроженцем Германии, он посвятил свою жизнь просвещению латышского народа: проводил богослужения на латышском языке, открыл несколько латышских школ и перевел Библию на латышский язык на основе древних текстов. 25 августа 1702 года Мариенбург был захвачен русскими войсками. Пастора взяли в плен и 6 января 1703 года привезли в Москву. Ни в какой самой трагической и тяжелой ситуации Глюк не мог находиться без дела. Уже в феврале 1703 года он взялся обучать немецкому, французскому и латинскому языкам десятерых русских мальчиков, готовившихся к службе в Посольском приказе.
В марте 1704 года школа Глюка из Немецкой слободы была переведена на Покровку (современный адрес здания, в котором она находилась — Маросейка, 11), а 25 февраля 1705 года ее открытие было зафиксировано в царском указе, в котором говорилось: «Для общей всенародной пользы учинить в Москве школу (…), а в той школе (…) учить греческому, латинскому, итальянскому, французскому и иных разных языков и философской мудрости». Кроме того, Глюк предполагал преподавать в своей школе немецкий, древнееврейский, сирийский и халдейский языки, историю, географию, танцы, верховую езду и хорошие манеры. Однако 5 мая 1705 года Глюк умер, и созданная им гимназия существовала уже без него. В соответствии с его замыслом, основное место в ее программе занимали языки, однако их выбор имел более практическую направленность: в ней изучали латинский, немецкий, французский, итальянский и шведский языки (по выбору), а также общеобразовательные предметы. Преподавали в гимназии преимущественно выходцы из германских земель.
Гимназия существовала за счет государственной казны. Обучение в ней было бесплатным, а малоимущие ученики получали стипендию. В 1710 году она распалась на четыре школы, а в 1715 — прекратила свое существование.
За 10 лет в гимназии Глюка перебывало 250 человек. Среди них были сыновья и бояр, и посадских людей, и солдат. Одни из них, бесплодно промучавшись над науками, бросили учебу и канули в неизвестность, другие же, особенно те, которые учились у Глюка, вышли в люди.
Наиболее точно оценил место гимназии Глюка в русской истории В.О. Ключевский: «Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной. Требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа».
Да, государству, создаваемому Петром I, нужны были не мыслители и ученые, а умелые исполнители. Царь вскоре охладел к гимназии и свои усилия направил на развитие профессионального образования.
В историю московской культуры ХIХ века вошел целый ряд имен лютеранских пасторов. В 1820 году в Москве поселился уроженец Финляндии пастор Карл Теодор Зедергольм ( 1789-1867), проповедовавший Слово Божие тверским, калужским и тульским лютеранам. Свободное от пасторских обязанностей время он посвятил самообразованию, наукам и литературе. Главным трудом его жизни стал перевод «Слова о полку Игореве» на немецкий язык, изданный в Москве в 1828 году. Кроме того, К. Зедергольм был автором двухтомного труда на русском языке «История философии, приспособленная к понятию каждого образованного человека», учебников по немецкому языку, латыни и географии, а также сборника стихотворений на немецком языке.
Среди московских историков XIX века почетное место принадлежит пастору Михайловской евангелическо-лютеранской церкви Андреасу Вильгельму Фехнеру (1825-1887). Его фундаментальное исследование «Хроника евангелических общин в Москве», изданная на немецком языке в 1876 году, когда торжественно отмечалось 300-летие построения первой лютеранской церкви в Москве, является ценнейшим источником по истории нашей столицы и протестантизма в России.
«Любовь никогда не кончается (1 Кор., 13:18)», — гласит изречение из библии, запечатленное на надгробном памятнике пастора Петропавловской евангелическо-лютеранской церкви Генриха Дитгофа (1833-1911). Он был первым человеком в Москве, кто подал незрячим руку помощи и помог многим из них обрести и своё место в жизни. В 1882 году Г. Дитгоф основал школу для слепых детей, в которой они получали неплохое общее образование и обучались разнообразным доступным для них ремеслам, а также музыке и пению.
В настоящее время она называется Московская школа-интернат № 1 для слепых детей и находится на 3-й Мытищинской улице. Учащиеся проходят в ней программу средней школы и получают профессиональные навыки. Два раза в год — в день рождения и в день смерти пастора Дитгофа – они приходят почтить его память на московское немецкое кладбище. 90 лет прошло с тех пор, как он умер, но все это время бесконечная христианская любовь этого человека незримо покрывала каждого воспитанника созданной им школы. Пастор Дитгоф был не просто благотворителем. Он помог самым обездоленным на свете людям найти свое место в жизни, почувствовать себя полезными членами общества и обрести столь необходимое для христианина чувство собственного достоинства.Неоценим вклад служителей и членов лютеранской церкви в культуру Москвы, и плоды их трудов так или иначе вошли в жизнь многих из нас.
На одном из тихих островков в центре Москвы стоят два строгих, добротных здания. В одном из них (Петроверигский пер., 10) находилась мужская гимназия и реальное училище, в другом (Старосадский пер., 7) — Петропавловская женская гимназия. А как раз между ними расположена и сама Петропавловская евангелическо-лютеранская церковь, в ведении которой состояли эти учебные заведения. Когда-то в этом, ныне пустынном, уголке Москвы кипела жизнь. Сюда приходили люди не только ради общения с Богом, ради того, чтобы отвлечься от повседневной суеты и задуматься о вечном и неизменном. Для тех, кто волею судьбы оторван от земли предков, свой храм на чужбине имеет особое значение, ибо он является тем, что наиболее естественно и сильно соединяет людей, принадлежащих одной культуре.
Главную роль в сохранении немецкого языка и культуры в России сыграла евангелическо-лютеранская церковь, к которой принадлежало большинство российских немцев, особенно в Москве и Петербурге. Богослужение в евангелическо-лютеранских храмах России велось на немецком языке, и порой лишь там городские немцы могли собраться вместе, поговорить на родном языке и послушать хорошую литературную немецкую речь, ибо пастыри большей частью были людьми высокообразованными, окончившими германские университеты.
Как и в Германии, евангелическо-лютеранская церковь России традиционно являлась носительницей просвещения. Ведь для протестантов церковь и школа — понятия неразделимые. Даже для того, чтобы по-настоящему воспринять протестантское богослужение, необходимы грамотность, знание Священного Писания и определенная музыкальная культура. Истинная же вера состоит не в слепом поклонении кумирам и непонятным догмам, а в согласовании своего внутреннего мира с духом христианского учения и следовании ему в повседневной жизни. Посещение школы является для протестантов необходимым и обязательным этапом человеческого бытия, своего
рода промежуточной ступенью между крещением и конфирмацией. Вот почему, куда бы ни забросила их судьба, они всегда стремились объединиться и организовать обучение детей.
21 апреля 1879 года было издано Положение об училище, состоящем при евангелическо-лютеранской церкви свв.Петра и Павла в Москве. В соответствии с ним училище делилось на классную подготовительную школу, 8-классную гимназию и 7-классное реальное училище. В подготовительную школу принимались дети с 7 лет. Она делилась на немецкоязычное и русскоязычное отделения. В этой школе русские дети усиленно изучали немецкий язык, а немецкие — русский, овладевали грамотой на обоих языках, а также занимались Законом Божиим (лютеране и православные отдельно), пением и арифметикой.
После окончания школы одни дети поступали в гимназию, другие — в реальное училище, где русские и немцы учились уже вместе.
Преподавание большинства предметов проводилось на немецком языке, за исключением Закона Божьего для православных, русского языка, истории и географии России. Кроме того, в реальном училище по-русски преподавали естественную историю, а в гимназии — логику, физику и математику с 3-го класса.
Здание для мужской гимназии и реального училища было построено в Петроверигском переулке в 1865 году по проекту Мейнгардта. В 1893 году оно получило золотую медаль на Петербургской гигиенической выставке. Однако в последствии его помещение оказалось слишком тесным для все возраставшего количества учеников, и в 1913 году было построено новое здание — по проекту Отгона Вильгельмовича фон Дессина.
Женская Петропавловская гимназия включала в себя подготовительную школу, состоявшую из немецкоязычного и русскоязычного отделения, и 8 классов. Ее здание, существенно перестроенное в последние годы, было сооружено в 1893 году по проекту Виктора фон Коссова.
Учебные заведения при Петропавловской церкви разделили судьбу всех немецких школ в России. В начале первой мировой войны преподавание на немецком языке было запрещено, немецкие учебники изъяты. В начале 1918 года все учебные заведения при евангелическо-лютеранских церквах были закрыты.
Евангелическо-лютеранская церковь свв.Петра и Павла фактически перестала функционировать в 1936 году с арестом пастора Штрека –последнего из пасторов, служивших в церкви свв.Петра и Павла до войны. В 1937 году в здании кирхи был размещен кинотеатр «Арктика», затем оно было передано студии «Диафильм», произведшей перепланировку здания, в результате чего интерьер собора был полностью уничтожен. Перед Всемирным фестивалем молодежи и студентов в 1957 году был разобран шпиль.
Возобновление деятельности общины стало возможным лишь после 1990 года. 7 июня 1991 года она была зарегистрирована Управлением юстиции Моссовета, а 4 сентября того же года в просмотровом зале студии «Диафильм» епископ Харальд Калныньш совершил первое богослужение. С этого времени богослужения стали регулярными. В 1993 году богослужения стали проводиться во входящей в соборный комплекс часовне. В 1991 году община церкви свв.Петра и Павла насчитывала всего лишь 14 человек, в 1993 году число членов общины увеличилось до 260, в 1997 – 502 человека, а в 2001 году членами нашей общины являются уже более 650 человек.
К октябрю 1998 г. была отреставрирована алтарная часть собора, в которой сейчас и свершаются богослужения. Ее освящение состоялось 4 октября 1998 года. В остальной части собора ведутся интенсивные реставрационные работы.
Богослужения в Церкви ведутся на русском и немецком языках. Совсем недавно у нас стали проходить богослужения и на французском языке. На эти богослужения ходит достаточно многочисленная группа из Мадагаскара, в составе более 100 человек, службы проходят по воскресеньям. Регулярно в общине проходят обряды венчания и отпевания.
Хотелось бы отметить, что за последние 10 лет в нашей общине работали следующие пасторы:
1. 1992 – 1994 г.г. Гуннар фон Шлиппе
2. 1994 — 1996 г.г. Йоханнес Лаунхардт
3. 1994 – 1996 г.г. Александр Дроздов
4. 1996г. – Мартин Бэр
5. 1997 – 2001 г.г. Петер Ури
6. с 1997 г. и по настоящее время Дмитрий Лотов
В настоящее время соборное духовенство возглавляется епископом ЕЛЦ Европейской части России Зигфридом Шпрингер
НАШ ЕПИСКОП
Зигфрид Шпрингер родился 18 марта 1930 года в Минеральных Водах.
Его отец, Эдгард Шпрингер, преподавал немецкий язык, литературу и историю в педагогическом техникуме села Ванновское (Айгенфельд) Краснодар-ского края. 11 сентября 1937 г. его арестовали, а 8 марта 1938 г. расстреляли. В 1956 г. он был реа¬билитирован.
Осенью 1937 г. семья З.Шпрингера перебралась в село Хальбштадт под Запорожьем, поближе к родителям отца. Дед, Александр Шпрингер, был сельским учителем. Вскоре его также арестовали и расстреляли.
В 1939 г. семья вновь переехали — на сей раз к бабушке по материнской линии, в се¬ло Хоффнунгсталь Одесской области, где и прожили до 1941 года. Дед Вольгемут еще до революции умер от тифа, которым он заразился, участвуя в Первой мировой войне на юге Кавказа.
С началом Великой Отечественной войны этим краем овладела румынская армия, а вскоре управление немецкими селами перешло в руки герман¬ской администрации.
В марте 1944 г. все жители здешних не¬мецких сел были переселены в Германию. Сначала семья осела в Диршау на Висле, затем в Нижней Померании, а потом, летом 1947 г., семья З.Шпрингера переселилась в Баварию к родственникам.
В мирное время З.Шпрингер завершил среднее образование в вечерней школе и освоил специальность портного-моториста. Затем последовали 6,5 лет учебы на тео¬логических факультетах в различных горо¬дах Западной Германии.
После 13-ти лет пасторской деятельности он был приглашен в центральное правление Евангелической Церкви Германии, где ему поручили воз¬главить работу среди переселенцев. В рам¬ках «восточных договоров» в Германию прибыло множество переселенцев — сначала из Польши, потом из Румынии и, наконец, из Советского Союза, — которых было не¬обходимо интегрировать в религиозном и социальном отношении.
Наряду с этим, З.Шпрингер несколько лет был Президентом Christian Solidarity International — международного объединения по защи¬те людей, преследуемых за убеждения в лю¬бых странах мира.
В конце 80-х годов занимался организа¬цией церковных акций гуманитарной помо¬щи для СССР, в особенности для Средней Азии.
С 1984 г. является председателем Цер¬ковного сообщества российских немцев, к которому в Германии принадлежит около 200 общин.
В 1992 г. стал Епископским Визитатором, т.е. главой Епархии Евангелическо-Лютеранской Церкви, в Европейской части России. С октября 1999 г. – Епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Европейской части России.
Женат, имеет двух сыновей.
НАШИ ПАСТОРЫ
Гуннар фон Шлиппе
Гуннар Фолкхер Отила фон Шлиппе родился 23 января 1927 года в Риге. Он – первый постоянный пастор после 1936 года. Проживает в Гамбурге. Имеет пятерых детей.
Родители пастора: отец, Лео Эдуард Александр Август Виктор фон Шлиппе, — предводитель дворянства Калужской губернии, живописец и педагог. Мать, Ингеборг, урожденная Нелисен фон Хакен, — дочь врача, доктора медицины Отто Марка Генриха фон Хакена.
Среди предков пастора по отцовской линии – дед Густав Карлович фон Шлиппе, действительный статский советник; прадед Иоганн Карл Фридрих фон Шлиппе, химик и фабрикант, надворный советник, получивший дворянское звание в 1834 году. Он жил в Верейском уезде Московской губернии.
По женской линии пастор фон Шлиппе – потомок дворянских родов фон Хакен и фон Фейльц-Файн (Пфальцфайн) (его бабушка, Розалия Ивановна, — родственница Фридриха Эдуардовича Фельц-Файна, основателя заповедника «Аскания-Нова»), де Толли, Пушкиных, Чайковских, Набоковых, Елагиных, Кюхельбекеров, фон Кюнтцель, фон Нольде, фон Редигер, Достоевских, Давыдовых.
На долю Гуннара фон Шлиппе выпала поистине удивительная судьба. Семнадцатилетний солдат вермахта, он чудом уцелел в одном из кровавых боев на польской земле зимой 1945 года.
Тяжело раненный и контуженный, он был подобран русским крестьянином на поле боя и на тачке привезен им в русский госпиталь. Русские врачи спасли ему жизнь.
Отпущенный из плена, будущий пастор вернулся домой, в Западную Германию, где жили его родители. Он решил посвятить себя науке. Учился на химическом факультете университета, подавал большие надежды и вдруг… перевелся на богословский. Но за этим «вдруг» стояли бессонные ночи тревожных и глубоких раздумий о судьбах мира и о своем месте в нем; о том, почему в тех кровавых боях, когда погибли все товарищи по оружию из его взвода, он, один-единственный, остался в живых? И пришел к выводу: без Божьей помощи спастись он бы не смог.
Служить Богу – значит служить людям. А это значит – не только нести им Слово божбе, но и врачевать душу и тело, помогать страждущим и нуждающимся. Поэтому бывший студент–химик стал не только дипломированным психотерапевтом, но и доктором богословия.
С приездом этого замечательного пастора жизнь в Московской лютеранской общине стала многообразнее. Гуннар фон Шлиппе стал центром притяжения не только для прихожан, но и для ученых, педагогов и медиков. Психологические семинары ученого-пастора вызвали большой интерес и принесли немалую пользу их участникам.
…Поистине сердечным были проводы пастора в Германию. Его провожали все прихожане. Много было сказано благодарных слов, добрых пожеланий ему и близким. Но его отъезд не был прощанием в российской землей, здесь навсегда остались его корни.
Йоханнес Лаунхардт
Можно ли составить сразу представление о человеке? Иногда для того, чтобы его узнать, требуется время. А подчас симпатии или антипатии возникают при первом же взгляде.
Пастор Йоханнес Лаунхардт сразу вызывает симпатию. Нравятся его энергия и эмоциональность, открытость и простота. Он как-то сразу пришелся по душе прихожанам и был избран пастором общины единогласно.
22 мая, в праздник Пятидесятницы, в Лютеранской Церкви состоялось официальное утверждение его в должности пастора Московской евангелическо-лютеранской общины святых Петра и Павла и возведение в духовный сан пропства Московского региона.
Что же мы знаем о нашем новом пасторе? Он родился 8 сентября 1929 года в Польше. Его предки жили на Украине, близ города Львова. Отец переехал оттуда в Познань (Польша), где и родился будущий пастор. В Германию Йоханнес Лаунхардт попал в 1944 году, когда еще шла Вторая мировая война. Она оказала решающее воздействие на его выбор. Господь призвал Йоханнеса к пасторскому служению, и он становится студентом теологического факультета. В 1948-1955 годах он учился в университетах Германсбурга, Гамбурга (Германия) и Бирмингема (Великобритания). Закончив учебу, он женился и через две недели уехал работать в Эфиопию.
Двадцать лет жизни Йоханнес Лаунхардт отдал этой стране. Сначала основными задачами этой деятельности являлись создание в Аддис-Абебе немецкой общины и постройка лютеранской церкви. В течение нескольких лет работа была завершена, и стала действовать основанная в 1965 году лютеранская церковь. Будучи председателем, пастор Йоханнес Лаунхардт на протяжении семи лет возглавлял немецкую лютеранскую общину. Позже Евангелическо-Лютеранская Церковь направила его работать заведующим учебным заведением. Несколько лет он готовил будущих пасторов, а затем снова вернулся в Аддис-Абебу. Йоханнес Лаунхардт стал директором эфиопской школы, в которой обучались дети с первого по восьмой класс. Организовывал занятия для детей, которые не смогли сдать экзамены, обучая их различным ремеслам. Кроме того, работая с эфиопской общиной, он руководил в Аддис-Абебе миссионерской деятельностью, состоял в церковном руководстве, занимался финансами.
В 1991 году он приехал в Германию, где в следующем году ушел на пенсию. Но покой был не по душе его деятельной натуре. В 1993 году Йоханнес Лаунхардт уже в России. Он создает немецкую общину в Башкортостане. А весной 1994 года становится приходским пастором евангелическо-лютеранской общины свв. Петра и Павла в Москве.
Пастор Йоханнес Лаунхардт – достойный преемник Гуннара фон Шлиппе. Как и его предшественник, пастор владеет многими языками, среди которых: древнегреческий и латинский, немецкий и английский, итальянский
и др.
Основное место жительства пастора – Германсбург, город неподалеку от Ганновера (Германия). Его супруга Криста занимается социальной работой. У пастора три дочери: одна – учительница, другая – психолог, а третья, работающая теперь в Канаде, — антрополог и этнолог.
Дмитрий Лотов
Я стал «полноправным» лютеранином 19 августа 1989 г., когда в возрасте 24 лет был крещен в Вентспилсской церкви св.Николая в Латвии. Этой дате предшествовал долгий путь поисков, сравнений, попыток выбора… Я родился в семье с глубоко укоренившимся материалистическим мировоззрением, поэтому все шаги на поприще духовных исканий был вынужден делать самостоятельно. Уверовав в достаточно раннем возрасте, а позже, после знакомства с Евангелием, став христианином, я длительное время оставался вне какой-либо конфессии. Выезды в Латвию на время школьных летних каникул позволили мне побывать на богослужениях в различных церквах. Трудно объяснить, как это получилось, но однажды, попав на воскресную службу в лютеранскую церковь св.Гертруды (старую), я понял, что мое место, мой дом здесь и отсюда я уже никуда не уйду. Решение посвятить себя служению Богу вызрело несколько позже, в годы пребывания в армии, где мне удалось выжить исключительно благодаря постоянному молитвенному общению с Господом и Его поддержке. Демобилизовавшись, я начал работать в Московской Консерватории в качестве органного мастера, при каждом удобном случае выезжая в Латвию и в Эстонию, где по мере возможности знакомился с лютеранскими традициями. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как мне повезло: благодаря «железному занавесу» Церкви Латвии и Эстонии сохранили старые традиции Евангелическо-Лютеранской Церкви в Российской Империи — таким образом, я воспринял не модернизированное и в значительной части смешанное
с кальвинизмом лютеранство, процветающее в наши дни в Германии, а ту исконную традицию, в которой в течение почти 400 лет стояла Церковь в России вплоть до ее уничтожения в 1937 г. Этот путь завершился моим крещением, а год спустя я получил первое в своей жизни благословение на духовную работу в качестве кюстера.
В то время в Москве была создана первая после 1936 г. лютеранская община. Создана она была на базе латышского культурного общества при тогдашнем представительстве (ныне посольстве) Латвии. Пастором был избран Юрис Симакин, который пребывает в этой должности и по сей день. Я входил в состав инициативной группы и был помощником пастора. Для богослужений раз в месяц выделялся конференц-зал, но иногда возникали трения по поводу его использования для этих целей, поэтому два раза мы проводили богослужения в баптистской церкви на Малом Вузовском пер., а Таинство крещения неоднократно совершалось у меня дома. Через некоторое время после образования общины в ней в качестве гостя впервые появился человек, с которым моя жизнь в последующий период оказалась связанной достаточно тесно — пастор Йозеф Баронас.
Надо сказать, что говорил он красиво и убедительно. Его идея заключалась в создании в Москве общины, принадлежащей не ЕЛЦ Латвии, а самостоятельной Российской церковной организации. В то время я не имел ни малейшего представления о деятельности епископа Калныньша и возглавляемой им НЕЛЦ, хотя его самого видел во время немецкого богослужения в рижской церкви Иисуса. Естественно, что и взаимоотношения епископа Калныньша с Баронасом не были мне известны. Идея Баронаса увлекла меня, и я дал согласие на работу в создаваемых им структурах, став помощником О.Ю.Севастьянова, нынешнего настоятеля церкви св.Троицы на Немецком кладбище в Москве.
Мы вели богослужения в зарегистрированной Баронасом московской общине, а иногда службы на русском языке в Петербургской церкви св.Екатерины на Васильевском острове. Летом 1991 года мы впервые побывали в Самаре, где общине было передано церковное здание. Мне выпала честь совершить первое богослужение в возвращенном к жизни храме в третье воскресенье Адвента того же года. В принципе духовная деятельность в Самаре была поручена пастору Севастьянову, однако, имея много дел по Московской общине, он часто просил меня заменить его. Через некоторое время я официально стал исполняющим обязанности пастора в Самарском ев.-лют. приходе св.Георга.
Во время визитов в Петербург мне неоднократно доводилось слышать от Баронаса фамилии Калныньша и Лотихиуса, о которых (особенно о последнем) он отзывался с большим раздражением. Тогда же я услышал и о НЕЛЦ. В связи же с претензиями Баронаса на здание Московского собора свв.Петра и Павла, я узнал и об общине, созданной в Москве епископом Калныньшем. После того, как мне в руки попали некоторые печатные материалы, касающиеся раскола в НЕЛЦ, я всерьез задумался о каноничности церковной организации, созданной Баронасом. Пастор Севастьянов вполне разделял мои опасения, поэтому для прояснения ситуации мы встретились с пропстом Франком Лотихиусом, который обрисовал нам реальное положение вещей и пригласил в Ригу на Теологический семинар НЕЛЦ. Это посещение произвело на нас сильное впечатление: мы увидели реальную Церковь, действительно объединявшую лютеран тогдашнего СССР и не могли не пересмотреть свои взгляды на деятельность пастора Баронаса. Тогда же мы встретились с епископом Калныньшем, который имел с каждым из нас продолжительную беседу, окончательно расставившую точки над «i». После возвращения из Риги мы написали письмо в комиссию Моссовета, в котором изложили свою позицию относительно церковной организации Баронаса. Хочется надеяться, что оно сыграло свою роль в передаче комплекса Петропавловского собора нынешней общине. Одновременно мы уведомили Баронаса о выходе из возглавляемой им организации. С благословения епископа Калныньша я продолжал свою работу в Самарском приходе св.Георга, вскоре перерегистрированного в качестве общины НЕЛЦ. Кроме того в мои обязанности входило ежемесячное посещение общины г.Твери. В Вербное воскресенье 27 марта 1994 года во время торжественного богослужения в часовне при Московском соборе свв.Петра и Павла вице-епископ Георг Кречмар рукоположил меня в сан полного пастора. Полгода спустя я уехал в США, где продолжил свое теологическое образование в семинарии г.Геттисбурга (Пенсильвания).
После возвращения из Америки в 1995 г. мне пришлось некоторое время заниматься делами «общины» в Смоленске, однако период этот был непродолжителен, т.к. уже ко времени моего первого визита в этот город вся инициативная группа выехала на постоянное место жительства в Германию, а оставшаяся часть немецкого общества не проявляла особого интереса к духовным проблемам. Вскоре д-р Кречмар, ставший к тому времени правящим епископом НЕЛЦ предложил мне предпринять визитации в Белоруссию и изучить ситуацию в тамошних общинах. Работа шла достаточно успешно, однако при попытке создать на территории Белоруссии пропство нашей Церкви и «легализовать» мое там пребывание, Совет по делам религий при кабинете министров Белоруссии в крайне резкой форме заявил, что белорусские общины не нуждаются в руководстве из Москвы или Петербурга, равно как и пребывание священнослужителей из России в Белоруссии является нежелательным (политика аналогичного свойства проводится там и по отношению к другим деноминациям). Наступил период вынужденного двухмесячного бездействия, который окончился для меня несколько неожиданно: в январе 1997г. я был приглашен Советом Петропавловской общины для проведения богослужений на русском языке.
Моя семья живет в Москве более 100 лет и, если я и чувствую себя где-то по-настоящему дома, так это именно здесь. Но получилось так, что будучи коренным москвичом, свои пастырские труды я осуществлял в других местах. Однако, несмотря на постоянные разъезды, мне иногда удавалось посещать Петропавловскую общину и я прекрасно помню богослужения пастора фон Шлиппе в просмотровом зале «Диафильма» на месте нынешней органной галереи. Как свидетельствует мой «проповедный» архив, в конце 1996 г. мне приходилось, по крайней мере, трижды замещать приходских пасторов и проводить богослужения не только на русском, но и на немецком языках. Как уже было сказано выше, в январе 1997 г. Совет пригласил меня на полгода для замещения отсутствующего по болезни пастора А.Дроздова. Когда же последний известил Совет и епископа, что не сможет вернуться к отправлению своих обязанностей, мне было предложено продолжить работу в приходе. На воскресном богослужении 19 октября 1997 г. глава епархии Европейской части России епископ Шпрингер официально ввел меня в должность пастора прихода свв.Петра и Павла в Москве.
Мои обязанности в общине достаточно многообразны, т.к. помимо пастырского служения мне вверено попечение над бесценным сокровищем -великолепным органом, изготовленном фирмой W.Sauer в 1898 г. для Московской ев.-лют. церкви св.Михаила. После закрытия последней в 1928 г. инструмент был перенесен в 1-ый Московский крематорий в Донском монастыре, а в 1996 г. после долгих хлопот и проволочек передан нашему приходу. Предстоит большой комплекс работ по его ремонту и сборке и, с помощью Божией после завершения реставрационных работ на органной галерее собора, инструмент займет свое место, дабы хвала Творцу в нашем храме воздавалась с подобающей торжественностью и благолепием.
Сейчас я веду богослужения на русском языке, которые собирают представителей по крайней мере четырех национальностей, причем значительная часть моей паствы принадлежит к людям, для которых лютеранство не является «наследственной» конфессией. Радостно думать, что наша община может стать домом для тех, кто ищет исповедание, соответствующее их пониманию Священного Писания и что та проповедь Слова Божия, которая звучит с нашей кафедры, дает ответы на встающие перед людьми духовные проблемы. По мере возможности я стараюсь восстановить богослужебные традиции прихода в том виде, в каком они существовали до его ликвидации в 1936 г. Многое уже сделано, но еще больше дел впереди. Молю Бога о том, чтобы Он даровал нам возможность и впредь беспрепятственно совершать свое служение на ниве Его. Аминь.
Д. Лотов
Председателями Церковного Совета в нашей общине были: Сергей Анатольевич Лактионов, Александр Васильевич Дроздов, Иоганн Иоганнович Гейнбихнер.
Самым первым Председателем Церковного Совета был Сергей Анатольевич Лактионов. Его избрали в 1991 году, в тот момент Совет состоял из трех человек. Церковный Совет необходимо было делать более функциональным. В тот период в Совет пришли Александр Дроздов и Елена Мещерякова – они и пополнили состав Совета. С сентября 1991 года он начал полнокровно действовать.
Сергей Лактионов сложил свои полномочия в 1991 году. Тогда Председателем Церковного Совета стал Александр Дроздов. Александр Васильевич Дроздов родился 29 октября 1954 года. Закончил МАТИ, сначала работал в конструкторском бюро, затем стал начальником отдела на авиационном заводе. Поступил в семинарию нашей церкви, в 1994 году стал проводить службы на русском языке после отъезда пастора фон Шлиппе. К сожалению, в данный момент по состоянию здоровья службы посещать не может. В московской общине Церкви свв.Петра и Павла им была проведена огромная работа.
Осенью 1997 года в нашей общине произошли перевыборы Председателя и состава Церковного Совета. Председателем Церковного Совета стал Иоганн Иоганнович Гейнбихнер, он до сих пор руководит работой общины.
ГЕЙНБИХНЕР И.И. о себе
Летом 1992 года на собрании Общества «Видергебурт» я узнал, что в Москве возобновилось богослужение в Лютеранской Церкви у метро «Китай-город». В следующее воскресение «язык мой» привел меня на Старосадский пер., 7/10, где я и увидел «обезглавленную» Церковь. Служба проходило в небольшом просмотровом зале (на 30-40 мест) студии «Диафильм», владеющей этим зданием более 50 лет. Богослужение проводил пастор Гуннар фон Шлиппе на немецком языке. Молодая девушка Таня синхронно переводила речь пастора на русский язык. Про себя я отметил, что делала она это хорошо. После службы я подсчитал, что это была для меня первая лютеранская проповедь после 66-летнего перерыва. Вот таким образом я стал прихожанином Московской общины.
Истоки тому лежат в моем детстве. Мои воспоминания привели меня в родное село Франк на реке Медведица (приток Дона), недалеко от Волги. В селе была большая Лютеранская Церковь, а также большой молельный дом (для зимнего богослужения), в котором было 1114 мест для сидения на скамейках, по типу вузовских лекционных залов, и они располагались в два этажа. Места были традиционно распределены: 1) по полу: справа мужчины, слева женщины; 2) по возрасту: внизу — впереди пожилые, сзади средний возраст; наверху средний возраст, сзади молодежь. В церковь приходил каждый со своим песенником.
Мои детские годы проходили в доме деда. У него была большая семья (9 детей). Вели они исправное сельское хозяйство. В семье строго соблюдались лютеранские заповеди. Много раз дед возглавлял церковный Совет. Каждая трапеза начиналась и заканчивалась его молитвой. Зимними вечерами он читал своим внукам из Библии. Часто это поручалось мне, как старшему. Бабушке нравились мое чтение и пояснения к тексту. Поэтому она и мечтала, чтобы я стал пастором. Однако к этому времени уже свершилась Октябрьская революция, и отец меня направил на учительский путь. Но он оказался для меня непрямым. После окончания физического факультета Пединститута в Москве я получил диплом с отличием. По рекомендации моего профессора руководитель лаборатории ЦНИИ Геодезии и Картографии принял меня на работу в свой небольшой коллектив. Там я сумел подготовить диссертацию в области инфракрасного излучения. Но яростно-страшный вихрь войны 1941 года перенес меня, в силу моей национальной принадлежности, методом депортации из Москвы (01.10.1941) в Новосибирскую область, оттуда — в ГУЛАГ Воркута (1942-1946). А в сентябре 1946, из-за нехватки учителей в стране, забросил меня в село Червишево, Тюменской области, так как там находилась моя одинокая мать, высланная из Франка. Отец умер рано, и она одна вырастила шестерых. Пятеро из них находились в ГУЛАГах (Воркута, Северный Урал, Усть-Каменогорск), а шестой — Конрад (1914), студент III курса Энгельского Пединститута, — в 1942 году был расстрелян как враг народа и реабилитирован в 1956 году. На другой день после моего появления в Червишево комендант вызвал меня и поставил на учет, пояснив при этом, что я нахожусь на спецпоселении, сроком на 20 лет, без права возвращения туда, откуда выслан. В местной средней школе я преподавал физику и математику (1946-1956). Слава Богу, судьба смягчила ужасный приговор наполовину.
С большим трудом я добился разрешения вернуться к семье в поселок Быково Московской области, здесь я преподавал физику в средней школе (1956-1967). Свою педагогическую деятельность я завершил старшим преподавателем на кафедре Методики преподавания физики в Московском Педагогическом Университете (1967-1984).
Слухи и указы о реабилитации жертв политических репрессий долго обходили меня стороной. На мои многочисленные заявления (всего около 30) о сборе документов и просьбы о реабилитации вплоть до президента и мэра Москвы (в том числе от Представительства ЕЛЦР в Москве) я регулярно получал ответы, но без решения проблемы. Я ожидал реабилитации дольше, чем Пенелопа Одиссея, полных 55 лет, и, наконец, 3 октября 1996 года это свершилось.
Моя основная работа в общине до недавнего времени заключалась в осуществлении синхронных и текстовых переводов — на богослужении, на библейском часе, на занятиях с конфирмантами, на синодах епархии, на встречах епископов Г.Кречмара и З.Шпрингера с руководством Православной Церкви, руководителей ЕЛЦ Германии с работниками Фонда «Содействие возрождению Евангелическо-Лютеранской Церкви в Москве». По поручению епископа З.Шпрингера работаю над восстановлением церковного архива, (работа идет туго).
Вновь избранный церковный Совет, в котором я стал председателем, испытывает немалые трудности, прежде всего финансовые. Увеличиваются затраты на содержание помещений общины. До сих пор нас выручал «вахтенный метод» приезда наших пасторов (Шлиппе, Лаунхардт, Бэр, Ури), пожертвования из общин Германии, Канады и других стран, которые они привозили. Кроме текущих расходов, на эти средства осенью 1997 года сделан косметический ремонт в часовне, асфальтовая отмостка у пристройки, проведена очередная очистка канализационной системы. От имени Совета я выражаю искреннюю благодарность Виктору Сергеевичу Пудову за оперативную, скорую помощь в наших хозяйственных проблемах. Екатеринбургский художник Лев Павлович Вейберт подарил общине 34 своих работы. Для постоянной выставки в классном помещении установлены карнизы. Презентация состоялась 27.11.1997 г.
Вторая проблема — это нехватка помещений для работы с молодежью в общине, для занятий по совершенствованию немецкого языка членов общины, для просмотра диа- и кинофильмов по христианской тематике, для встреч членов общины за чашкой чая после воскресного богослужения и т.п.
Запись беседы председателя Церковного Совета Московской Евангелическо-Лютеранской общины св. Петра и Павла Иоганна Иоганновича Гейнбихнера с главой Представительства Евангелическо-Лютеранской Церкви в Москве Владимиром Сергеевичем Пудовым:
И. И.: Мне, как председателю Церковного Совета, часто задают вопрос: когда и как возникла идея воссоздать лютеранскую Церковь здесь в Москве. Это интересует очень многих, и не только наших прихожан.
В. С.: Началось все в конце 80-х годов. В конце 87 — начале 88 года я имел честь познакомиться с Харальдом Калнинем. Тогда он был суперинтендентом в Риге. В 70-х гг. его поставили ответственным за российские евангелическо-лютеранские общины немецкой традиции, требующие своего окормления. Он получил в то время благословение на эту деятельность от наших единоверцев на Западе — от Всемирной Лютеранской Федерации, от Евангелической Церкви Германии — и разрешение от наших государственных органов власти. Это было началом, давшим толчок для будущего развития Евангелическо-Лютеранской Церкви в России. В 60-80 годах евангелическо-лютеранские общины были сильно ограничены в общении между собой. Поэтому Харалъд Калнинь оказался своего рода связующим звеном между ними. Его маршрут из Риги в российские общины,к ним я отношу и Казахстан, всегда пролегал через Москву. Мы с ним познакомились волею случая, по роду своей службы мне пришлось работать с ним, помогать ему в организационных вопросах. У нас сложились хорошие отношения.
И. И.: Хотелось бы немного побольше узнать о Харальде Калнине, потому что мы, к сожалению, знаем о нем очень мало.
В. С.: Правильно его фамилия Калниньш(по паспорту,но он не любил называть себя на латышский манер и и всегда назывался Калнинь), он немец по отцу, латыш по ма¬тери, родился в Петербурге в 1911 г. Вместе с родителями переехал и Швейцарию, где и получил теологическое образование. В 1939 г. его семья перебралась в Латвию, и к тому времени, как мы с ним познакомились, он жил постоянно в Риге, там же у него,при Евангелическо-Лютеранской общине св.Креста, была своя ма¬ленькая канцелярия.
И. И.: И как же все развивалось дальше?
В. С.: В канцелярии Калниня работал в качестве его помощника для связей с общинами Йозеф Баронас. Я был знаком с ним. Это был тихий молодой человек, лет тридцати, выходец из католической семьи, хорошо знал несколько иностранных языков. В 1977 г. Калнинь создал лютеранскую общину в Ленинграде. Это была небольшая немецкая группа при основной финской общине,они проводили богослужения в Евангелическо-Лютеранском приходе в Пушкино,Ленинградской области.. В 1990 г. Калнинь послал Баронаса развивать эту общину и зарегистрировать евангелическо-лютеранскую общину в Ленинграде. Этой общине Калнинь уделял особое внимание, т. к. в этом городе ранее было много лютеранских приходов, сохранилось несколько лютеранских церквей. Баронас, приехав в Ленинград, начал свою деятельность при Церкви св. Катарины. В то время в здании Церкви располагался филиал фирмы «Мелодия», здание было в прекрасном состоянии, имелся хорошо оборудованный зал. Не успев начать, Баронас сразу же объявил о создании своей независимой Церкви — «Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России, не проинформировав об этом Калниня, не поставив в известность прихожан общин и, тем более, не спросив ничьего согласия. Свою же Церковь Баронас представил как преемницу Лютеранской Церкви России и ее традиций. В апреле 1991г. пребывающий на покое архиепископ Церкви Латвии Эрик Местерс рукоположил Баронаса в сан суперинтенданта новой Церкви.
И.И.: Как же ему удалось так быстро зарегистрировать эту Церковь? Неужели это было так легко в те годы?
В.С.: Дело в том, что в тот период регистрация религиозных организаций проходила очень легко. Воспользовавшись моментом, Баронас быстро и без проблем зарегистрировал свою Церковь, денег у него было достаточно, т.к. он имел финансовую поддержку, и одновременно начал регистрировать общины: зарегистрировал 7 общин в Ленинграде и начал регистрировать в Москве, и делал все это очень энергично и быстро.
И.И.: А откуда же у него были деньги?
В.С.: Этого я точно не знаю. Знаю только, что он был знаком с директором Ленинградского филиала фирмы «Мелодия» господином Тропилло, я уже упоминал о ней выше, вместе с ним выпускал пластинки с рок-музыкой по «благословению» “Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России” . У него были и так называемые рок-н-рольные приходы в составе Церкви, велась коммерческая деятельность. Особенно большой скандал разгорелся вокруг договора, заключенного Церковью Баронаса на поставку детей-сирот в США, по которому за каждого ребенка выплачивались 1.000дол. Министерство юстиции неоднократно предупреждало их о том, что их деятельность выходит за рамки церковной. Характерно, что ни одна Церковь в мире не признала Церковь Баронаса законной, а Всемирная Лютеранская Федерация даже разослала письма, в которых отказалась признать «Единую Евангелическо-Лютеранскую Церковь России» преемницей и законной наследницей Евангелическо-Лютеранской Церкви, существовавшей в нашей стране до 1938г.
И.И.: Какой же выход из создавшейся ситуации нашел Калнинь?
В.С.: Ситуация была действительно критическая. Баронас уже подал документы на регистрацию общины и возврат здания Церкви свв. Петра и Павла в Москве. Калниню нужно было срочно регистрировать свою общину, однако проблема состояла в том, что кроме меня у него не было ни одного знакомого в Москве. Вполне естественно, что он обратился ко мне с просьбой о содействии в создании общины. От него я получил адреса людей, с которыми он когда-то был знаком, 5-6 человек. По его замыслу они могли бы принять участие в регистрации новой общины. Однако ни одного из этих людей уже не удалось найти, адреса безнадежно устарели. Понимая, однако, что ситуация сложилась действительно критическая и учитывая просьбу Харальда Калниня, я взялся за организацию общины. Логично предположить, что за такого рода помощью я решил обратиться в общество «Видергебург», однако от них был получен отрицательный ответ: мы, дескать, поддерживаем Баронаса, и если мы станем помогать Церкви Калниня, то наши отношения с Баронасом могут разладиться. А община Баронаса тем временем уже готовилась к регистрации. Положение складывалось действительно самое критическое.
И.И.: А кто же вошел в общину Баронаса, был ли там кто-нибудь из «Видергебурга»?
В.С.: Да, конечно. И в Москве и во многих других местах, где регистрировались общины Баронаса, они формировались через общество «Видергебург». У нас в Москве они, к примеру, собирались перед зданием Евангелическо-Лютеранской Церкви в Старосадском переулке,которое в это время занимало cтудия “Диафильм” и проводили богослужения на улице,на ступеньках, т.к. внутрь их не пускали. Все это организовывалось через это общество “Видергебург”. Оно же,это общество, проводило семинары для пасторов, привлекая к этому молодых людей. Наш новый пастор,Дмитрий Лотов,который только в этом году, пришел в нашу общину как раз из Церкви Баронаса. Он и Дмитрий Амусьев перешли в нашу Церковь, а Олег Севостьянов — в Ингерманландскую Церковь.
И.И.: А что было дальше с самим Баронасом?
В.С.: В 1991 г. он был на пике славы. Прошедший в октябре 1991 г. съезд российских немцев принял решение обратиться в государственные органы с просьбой о передаче Церквей св. Петра в Ленинграде и свв. Петра и Павла в Москве Церкви Баронаса. Тогдашний председатель общества «Видергебург» господин Гроут активно поддерживал его, как, впрочем, и Международный Союз немецкой культуры. Все наши обращения разбивались о стену. К тому времени в нашей Церкви уже было много зарегистрированных общин, и ни одна из них не поддержала Баронаса, и не перешла к нему. Все его общины были вновь созданными, все начали свое существование с 1991 г. Позднее, когда ситуация изменилась, они перешли либо в нашу Церковь, либо к финнам. Здесь, в Москве, 2 его общины просто распались, а третья вошла в состав Ингерманландской Церкви. Сам Баронас уехал в 1994 г. на учебу в Ватикан, и вернулся в Россию лишь в 1996 г.
И.И.: Давайте все же вернемся опять к нашей общине. Как при таких условиях проходил процесс ее регистрации, из кого она формировалась. Это было, наверное, не легко.
В.С.: Да, это было действительно сложно. Помощи, учитывая все, о чем я уже упоминал, ждать не приходилось, оставалось надеяться на собственные силы и возможности. Да и психологически я был готов к тому, что община должна быть обязательно создана. Из числа моих знакомых было 2-3 лютеранина, с готовностью согласившихся участвовать в регистрации общины. Но этого было явно мало. Пришлось обращаться за помощью к друзьям, знакомым, к знакомым знакомых и т.д. Многие отказались, но нашлись и те, кто согласился помочь. В основном искали мы среди тех, кто имел немецкие корни, порой обращая на это внимание просто по фамилиям, если не знали заранее человека. В создании общины мне активно помогали моя жена Пудова Татьяна Алексеевна, и мой брат,Пудов Виктор Сергеевич . Когда набралось нужное количество учредителей, а это немногим более десяти, Калниньш дал нам письмо в поддержку идеи образования и регистрации общины. Первым председателем Церковного Совета был Сергей Лактионов. Он до сих пор работает у нас в Церкви в отделе по строительству. В мае 1991 г. мы уже подали документы на регистрацию в Управление юстиции Моссовета.
И.И.: К тому времени уже был Указ Президента о возвращении церквей?
В.С.: Еще нет, но они уже и так активно возвращались. Необходимость в Указе появилась позднее, когда процесс возвращения зданий стал тормозиться. Так вот, возвращаясь к вопросу регистрации нашей общины, хочу сказать, что в своей первоначальной основе, она была во многом формальной, создавалась, как говориться, на скорую руку, с тем, чтобы Баронас не мог опередить нас,зарегистрировав общину своей церкви и подав документы на передачу здания лютеранской церкви. Документы на регистрацию мы подали в мае, а уже в начале июня получили свидетельство о регистрации. Самое интересное, что это произошло в один день с выдачей свидетельства о регистрации общине Баронаса — 7 июня 1991 года в день рождения моего брата, хотя они и подали документы раньше нас на два месяца.
И.И.: А где и кто проводил первые богослужения? Может быть, вы расскажете об этом поподробнее?
В.С.: Конечно же, этот вопрос, где проводить богослужения, где искать прихожан, кто будет проводить богослужения, был очень важным. Вместе с Виктором Сергеевичем Пудовым и Сергеем Анатольевичем Лактионовым мы обратились к директору студии «Диафильм» Леониду Петровичу Пятанову. Объяснили ситуацию. В отличие от Баронаса, который, как нам рассказывал господин Пятанов, угрожал ему, требуя незамедлительного освобождения помещения, мы не ставили вопрос так жестко, предложив студии поэтапный выезд, с согласованием сроков. В свою очередь господин Пятанов пошел нам навстречу, предоставив в наше пользование по воскресеньям небольшой просмотровый зал человек на 30-40, оборудованный в верхней части здания бывшей лютеранской церкви,которую занимала студия “Диафильм”.С согласия Пятанова договорились с охраной, получили свои ключи от зала. Многие из наших прихожан помнят еще этот зал, с которого все начиналось. Я дал несколько раз объявления в газете «Вечерняя Москва», и уже 4 сентября мы провели первое богослужение. Конечно же, мы сильно волновался, а вдруг никто не придет. Но люди пришли, и даже был почти полный зал. Для проведения первого богослужения приехал Харальд Калнинь вместе со своим новым помощником Штефаном Редером. Это сейчас он избран заместителем епископа нашей Церкви Георга Кречмара, а в те дни он только-только начинал, это были первые дни его пребывания в России. И с тех пор богослужения в общине были регулярными.
И.И.: А какие изменения происходили в Церковном Совете?
В.С.: Естественно, что тогда же встал вопрос о развитии Церковного Совета. Ранее он состоял из трех человек, председателем, как я уже говорил, был Сергей Лактионов. Просто необходимо было делать Церковный Совет более функциональным. В этот период в общину пришли Александр Дроздов, Елена Мещерякова — они и пополнили состав Церковного Совета. С сентября 1991 г. он начал полнокровно действовать.
И.И.: А вы сами входили в его состав?
В.С.: Нет, я непосредственно в него не входил,но всегда старался оказать помощь советом.
И.И.: А был ли у нас уже тогда свой пастор, или он появился позже? И кто у нас все-таки проводил богослужения?
В.С.: На первых порах нам прислали в качестве пастора Игоря Малкова, и уже с начала 1992 г. начали проходить регулярные богослужения. Малков оставался в общине совсем недолго, община сама от него отказалась, обратившись с соответствующей просьбой о его отзыве к Харальду Калниню. Затем у нас долгое время проводил богослужения либо Штефан Редер, либо сам Харальд Калнинь, но проводились они неизменно каждое воскресенье.
И.И.: А с какого времени в общине в качестве пастора появился Гуннар фон Шлиппе?
В.С.: С господином фон Шлиппе я познакомился в мае 1992 г., он приехал в Москву на несколько дней. Когда меня и Александра Васильевича Дроздова спросили, как бы мы отнеслись к тому, чтобы господин фон Шлиппе был у нас в Москве пастором, мы с радостью согласились. Он в тот раз уехал обратно в Германию и через какое-то время вернулся в общину.
И.И.: Я пришел в общину в июне того же года, и он уже был пастором.
В.С.: Да, он вернулся очень быстро,где то через месяц. И эта встреча с ним имеет для меня лично и для общины особое значение, она во многом определила нашу дальнейшую судьбу. В тот период, в мае 1992 г. нам передали здание часовни из комплекса зданий церкви св.Петра и Павла, и тогда же встал вопрос о её восстановлении..
И.И.: А что было раньше в этом здании?
В.С.: Там располагались механические мастерские студии «Диафильм», само здание было разделено перекрытием на два этажа. Внизу стояли токарные, фрезерные станки, а на втором этаже располагалась раздевалка для рабочих.
И.И.: Здание освобождалось уже при участии нового пастора?
В.С.: Нет, его освобождение началось еще до приезда господина фон Шлиппе. Освобождали его сами, силами строительной фирмы «Стромас», которую возглавлял мой брат Виктор Сергеевич, и в основном на средства этой фирмы. К нам на помощь приезжали тогда и две бригады добровольцев из США от Евангелическо-Лютеранской Церкви “Миссури Синода”. Они помогали нашим строителям освобождать часовню от оборудования, строительного мусора, приняли участие в разборке части перекрытий. Эти люди самого разного возраста и профессий с большим участием отнеслись к судьбе нашей общины, и мы им очень благодарны. Тогда же был заказан нами и проект реставрации часовни. Когда господин Шлиппе приехал, проект был уже готов.
И.И.: Это был еще старый проект часовни?
В.С.: Не знаю, к счастью или нет, но старый проект мы тогда не сумели найти, он нашелся много позже. Но в старом проекте не было предусмотрено балконов, которые мы имеем теперь. В то время,когда мы заказывали проект для восстановления часовни, это было проще, взять и заказать новый проект, поскольку комплекс зданий еще не был объявлен памятником культуры.
И.И.: Наверное, проект имел целью сделать здание максимально удобным для наших целей.
В.С.: Безусловно, поскольку ранее часовня вовсе не была предназначена для проведения регулярных богослужений, как это имеет место теперь. Она имела совсем иное функциональное значение. Для нас же было важно вместить в здание как можно больше прихожан. По количеству стульев, в здании на сегодняшний день может одновременно находиться 102 человека. В то время, когда мы могли использовать всего лишь небольшой просмотровый зал,в студии “Диафильм” вместимостью максимум 40 человек, и для нас не было проблемы более острой,чем получение своего помещения для богослужения. Господин фон Шлиппе приехал к тому времени когда проект был уже готов, однако в проекте имеется и элемент его участия: благодаря нему, часовня была внутри окрашена в розовые тона — на этом цвете он настоял. Были и еще отдельные поправки к проекту, которые он внес.
И.И.: А когда были начаты работы по реставрации часовни, и на какие средства?
В.С.: Работы по восстановлению часовни в целом были начаты в октябре 1992 г., однако подготовительные и собственно строительные работы начались еще раньше, до приезда господина фон Шлиппе. Я уже упоминал, что работы по освобождению здания, по подготовке реставрационных работ велись фирмой «Стромас».
И.И.: Когда возник «Стромас»? Связано ли его возникновение с предстоящими работами в здании часовни?
В.С.: Вовсе нет, «Стромас» возник еще раньше, и это не было ни коим образом связано с церковной деятельностью. Так получилось, что многие работники фирмы “Стромас”, являлись учредителями общины, принимая активное участие в ее первых шагах, помогая ей финансово. Когда встал вопрос о восстановлении часовни, денег не было и не было известно, будут ли они вообще. Однако фирма «Стромас» начала восстановительные работы за свой счет. Я тоже работал вначале в этой фирме, и когда занимался передачей здания Церкви нашей общине работал в “Стромасе”, все расходы по общине оплачивал «Стромас».
И.И.: А когда были завершены работы по восстановлению часовни?
В.С.: По проекту работы должны были завершиться за один год. Поскольку работы были начаты в октябре 1992 г., то завершение их планировалось на октябрь 1993 г. Однако ее освящение мы провели раньше, на Пасху 1993 г., и с апреля начались регулярные богослужения. Одновременно шли восстановительные работы. Это устраивалось следующим образом: всю рабочую неделю в здании велись работы, в пятницу по окончании рабочего дня зал подготавливался самими же рабочими для воскресного проведения служб, а с понедельника вновь велись работы. А уж окончательно сдали здание часовни в октябре, как и намечалось.
И.И.: А с чем было связано, что службы начали проводиться раньше, чем было готово здание в целом?
В.С.: Так уж получилось, что мы с господином фон Шлиппе не поняли друг друга. Он как-то спросил меня, сможем ли мы провести богослужение в часовне на Пасху. Я ответил, что постараемся, все организовал, но господин фон Шлиппе понял это так, что теперь можно будет проводить их и в дальнейшем в часовне, и с радостью объявил об этом всем на богослужении. Так вот и получилось, что мы не захотели разочаровывать людей и начали организовывать ремонтные работы таким образом.
И.И.: С историей восстановления часовни мы разобрались, а вот когда мы получили официальный документ о возвращении Церкви?
В.С.: Практически одновременно. Вместе с нами на здание Церкви претендовал и Баронас. Действующая тогда Комиссия Моссовета во главе с господином Борщовым, в которой рассматривались обе наши заявки, рекомендовала, основываясь исключительно на решении съезда российских немцев, передать здание церкви Баронасу. Свою роль сыграло и не совсем «патриотично» звучавшее название нашей Церкви. Мы тогда назывались «Немецкая Евангелическо-Лютеранская Церковь», в то время как Церковь Баронаса была названа «Единой Евангелическо-Лютеранской Церковью России». Однако нам повезло в другом: нас поддержали Всемирная Лютеранская Федерация и Евангелическая Церковь Германии. Вместе с представителями последней я встречался на очень высоком уровне — с первым заместителем Ю.М.Лужкова, господином Музыкантским, префектом Центрального административного округа. Все было очень неоднозначно,и во многом наш успех носил элемент везения. В то время имели место трения между Московским правительством и Моссоветом, мы ими воспользовались, и в конечном итоге наше ходатайство было поддержано. Для пробы (чтобы посмотреть, как мы справимся) нам передали здание часовни, мы ее быстро освободили от имущества студии “Диафильм”. Не пытаясь давить на директора студии «Диафильм»,требуя немедленного освобождения здания церкви, действуя дипломатично, мы оказались в выигрышном положении. Меня в свое время обвиняли в том, что я захватил здание церкви еще до передачи. Однако правильно говорят: важно не то, кто владеет,а важно то, кто занимает. Мы сумели закрепиться в комплексе зданий церкви св.Петра и Павла, что называется поставить ногу, а уже в июле было готово распоряжение правительства Москвы о передаче нам здания Церкви и еще нескольких строений из церковного комплекса. Тогда господин Борщев рассылал письма с требованием отменить это решение, однако оно осталось в конечном итоге без изменений. И в этом, конечно же, нет ни грамма везения, это результат огромного труда.
И.И.: Я слышал от Вас же, что представителей нашей общины даже пытались примирить тогда с Баронасом. Получилось ли что-нибудь из этого?
В.С.: Да, господин Борщев собирал нас в Моссовете, предлагая договориться. Мы тогда не говорили, что против этой идеи.
И.И.: А где работал в то время господин Лотов?
В.С.: Где он работал, я не знаю, знаю только, что в то время он был пастором в одной из общин Баронаса в Москве, я уже говорил об этом. Позднее, когда Церковь Баронаса распалась и его пасторы перешли в нашу Церковь, он стал опять выполнять те же функции пастора в нашей Церкви в Смоленске,но там у него кажется ничего не получилось. Все трое бывших пасторов Баронаса,Лотов,Амусьев,Севастьянов обращались в нашу общину с просьбой принять их на работу в качестве пасторов. Однако, учитывая характер наших взаимоотношений в течение всего последнего времени, а они сложились далеко не доброжелательными, порой дело доходило до конфликтов, Церковный Совет предложил им войти в нашу общину на следующих условиях: они должны приходить к нам на богослужения и участвовать в деятельности общины в течение полугода для испытательного срока. Вполне естественно, что мы хотели поближе приглядеться к ним, прежде чем доверить им окормлять нашу общину. Однако от таких условий они отказались. Из них лишь Дмитрий Амусьев иногда приходил к нам на богослужения, и даже пару раз проводил у нас богослужение на русском языке, остальные больше не показывались. Олег Севостьянов стал пастором в московской общине Ингерманландской Церкви, Дмитрий Амусьев работает от нашей Церкви где-то в Луге, а Дмитрия Лотова в этом году мы призвали на служение в нашу общину.
И.И.: Как получилось так, что вместе со зданием Церкви удалось получить и другие строения?
В.С.: Дело в том, что раньше все эти здания составляли один комплекс, и когда мы получили постановление о передаче нам здания Церкви, мы решили мы просили передать вместе с ним и другие строения. Поэтому в январе 1994 г. было подготовлено третье по счету постановление о передаче нам здания жилого дома (это 8-е строение, в котором сейчас располагается Епархия), а также строений 3 и 4. Начали с жилого дома, в котором нам нужно было отселять жильцов своими силами. В 1995г. начали осваивать 3-е строение, и лишь в этом году начали работать со строениями 2 и 4.Всего в комплексе 10 строений.
И.И.: Это ведь как раз так называемые Палаты Мазепы, т.е. здание, купленное Церковью вместе с участком земли у Лопухиных.
В.С.: Именно то самое. По преданию гетман Мазепа останавливался в этом здании на 2-3 недели, это место ему очень понравилось. В свое время, отделяя Украину от России, он мечтал о создании в этом здании Посольства Украины. Поэтому на это здание претендовали не только мы. ПравительствоУкраины, считая это здание своей национальной святыней, также выходила с просьбой в Правительство России о передаче здания палаты Мазепы для организации в нем культурного украинского центра. Было уже подготовлено Правительством Москвы постановление о передаче украинскому культурному центру этого строения, но,параллельно,тем же Правительством Москвы готовилось постановление о передаче палат Мазепы нашей Церкви и наше постановление вышло немного раньше, и это решило все. Это уже не было простым везением. А потом мы получили в свое пользование и земельный участок: строения 2, 3, 4 и 8 принадлежат Епархии Евангелическо-Лютеранской Церкви Европейской России, все остальные — общине. Здесь как бы два владельца, входящих в состав единой Церкви.
И.И.: Мы остановились на том, что было получено Постановление о возврате здания Церкви. Однако на этой территории располагаются еще несколько зданий, составляющих единый комплекс и ранее также принадлежавших нам. Когда и как они были нам возвращены?
В.С.: Я уже рассказывал о том, что вначале нам было передано здание часовни, в котором мы сегодня проводим богослужения. Распоряжение о передаче было получено в мае 1992 года, а сразу вслед за ним, в июле, вышло Постановление Московского правительства о передаче и самого здания Церкви, правда, с условием, что студии «Диафильм» должно быть предоставлено другое помещение. Одновременно со зданием Церкви мы, по этому Постановлению, получили и строение № 9 (сейчас его занимает бюро общины).
Освоение здания часовни было начато сразу же после получения распоряжения о передаче его в наше пользование. Все то оборудование студии «Диафильм», которое размещалось в этом здании, мы вывозили своими силами. Тогда мы даже не могли себе представить, откуда на все это можно взять денег, надеялись только на Божью помощь, других надежд у нас не было. Здание внутри было в очень плохом состоянии, да еще и перекрыто на два этажа. Центральный вход в него был заложен, и единственный вход в здание был сбоку. Мы заказали проект часовни, попросив спланировать в ней балконы, и получилось очень красиво. У нас, кстати, сохранились эти чертежи. Может быть, нам стоило бы сделать нечто вроде выставки, чтобы все желающие могли посмотреть. Ведь это наша история. А когда приехал пастор Шлиппе, у нас появилась, хоть какая-то уверенность, что средства будут. Как я уже говорил, господин Шлиппе внес в проект свои коррективы: из нескольких имевшихся вариантов он выбрал розовый цвет для внутренней отделки.
Наша главная достопримечательность — металлический крест в алтаре. Не знаю, многие ли знают его историю, но она достаточно интересна. В первый день, когда работники «Стромаса» начали работы в часовне, они сварили металлический крест и прикрепили его с улицы к входной двери. Пастор Шлиппе поинтересовался, зачем они это сделали, и те объяснили, что это все-таки Церковь и ее надо как-то обозначить.
Шлиппе это так понравилось, что он настоял на том, чтобы крест в его первоначальном виде был внесен внутрь и установлен на самое почетное место — в алтарной части.
И.И.: Это собственно то, с чего началось строительство. Не так ли?
В.С.: Правильно. А официально строительство началось в октябре 1992 года, после того, как был подписан договор между общиной и фирмой «Стромас» на проведение реставрационных работ. Восстанавливать пришлось практически все, и объем работ был огромен. Они были завершены в основном к лету 1993 года. Трудности возникли с деревянными частями в часовне, которые планировалось сделать из дуба. Сухой дуб закупить оказалось невозможно, просто было очень дорого, нам пришлось купить сырой дуб и около 3-4-х месяцев самим сушить его в специально подготовленном хранилище. И все же здание часовни мы сдали в эксплуатацию в срок, к октябрю 1993 года.
И.И.: Что же получила община после завершения реставрационно-строительных работ?
В.С.: Община получила в распоряжение здание с залом для проведения богослужений и отдельной комнатой, которая первоначально служила в качестве бюро пастора. В то время нам совсем негде было собираться, негде было даже поставить все необходимое оборудование (ксерокс, к примеру, нам приходилось до этого держать на квартире).
И.И.: А органичное продолжение этого здания, это что, другое
строение?
В.С.: Да, это строение № 9, его освоение мы начали позднее.
И.И.: Чем было занято это строение?
В.С.: В нем студия «Диафильм» также размещала свое оборудование. Частично здесь было и складское помещение, и помещение для отдела сбыта. Поскольку мы всегда старались поддерживать со студией “Диафильм” хорошие отношения, нам удалось уговорить ее руководство освободить это здание без предоставления им другого помещения.
И.И.: А что было в этом здании еще до революции, когда оно принадлежало нашей Церкви?
В.С.: Согласно имеющейся у нас описи владений Евангелическо-Лютеранской Церкви в этом здании располагалась прачечная, которая обслуживала проживавших в соседних строениях комплекса церковных служащих и больничный корпус. Когда мы восстановили строение № 9, бюро общины перебралось туда, и тогда только появились хорошая классная комната, а внизу — кухня. Это дало возможность серьезно работать в общине. Одновременно мы начали осваивать строение № 8 — жилой дом напротив часовни. Во флигеле дома Правительство Москвы выделило епархии одну квартиру безвозмездно, другие две она,епархия, выкупила сама за счет денежной поддержки Евангелической Церкви Германии. Это была очень трудная работа, особенно с жильцами этих квартир: в первую очередь, у них были очень большие требования, да и сами ремонтные работы потребовали много сил и затрат.
И.И.: И сколько времени заняли эти работы в целом?
В.С.: Это заняло достаточно много времени, поскольку все приходилось делать по частям. Начали с наиболее легких в ремонтном отношении квартир, и закончили квартирой на первом этаже, где объем ремонтных работ был особенно велик. Помимо всего прочего, в этой квартире при вскрытии полов была обнаружена очень древняя белокаменная кладка конца 17 — начала 18 веков. Сразу же возникли сложности с управлением по Охране памятников: на время, пока они все осматривали, пришлось приостановить работы. От нас стали требовать, чтобы мы этот подвал раскопали и восстановили, но нам удалось уговорить их временно отложить эти работы на 5 лет. Возникла и другая проблема, требовавшая также определенного времени для своего решения: подвал заливался водой, поэтому нужно было определиться, что с этим делать, затем окапывать, осушать. А средств на все это просто не хватало.
И.И.: И, наконец, хотелось бы задать вопрос о самом главном здании, здании Церкви. Когда у нас появится возможность провести в нем богослужение?
В.С.: Безусловно, освоение этого здания имеет для всех нас особое значение. Поэтому мы не начали сразу с него, хотя, по идее, с этого и следовало бы начать. Но, во-первых, раньше у нас недоставало ни сил, ни достаточного опыта. Да и в общине было еще слишком мало прихожан, нашу Церковь еще просто не знали. Нужно было показать всем, что мы действительно реально существующая и растущая община,и что мы достойны этого здания. Действительно, другое подобное ему есть только в Санкт-Петербурге. В то время мне многие резонно задавали вопрос: зачем такой маленькой общине такое большое здание Церкви, зачем вы его вообще берете? Вам, дескать, и часовни будет достаточно. И я на это очень категорично отвечал: нет, здание Церкви нам просто необходимо, поскольку у нас очень большие перспективы для роста.
И.И.: Действительно, в Москве около 6.000 немцев.
В.С.: Вот видите, 6.000 немцев, а сейчас, наверное, еще больше. Кроме того, имеются и представители других национальностей: финны, латыши… Многие будут искать свои корни и возвращаться к ним. И когда у нас будет большое здание Церкви, и людей будет ходить больше. Появятся большой красивый зал, настоящий орган. Когда мы начинали наши богослужения в просмотровом зале студии «Диафильм» на верхнем этаже здания Церкви, к нам ходило столько людей, сколько реально мог вместить этот маленький зал — ни больше, ни меньше. Потом мы переехали в здание часовни, и оно очень быстро заполнилось, и сегодня мест больше просто нет, хотя оно вмещает в себя в три раза больше людей. И это естественно. Когда у нас будет больше места, к нам будет ходить больше людей, тогда и пресса, и телевидение станут уделять нам внимание. О ком, к примеру, сейчас много говорят? О католиках. У них есть постоянно действующая Церковь, а сейчас им передают еще одну. Ясно, что к ним и интерес проявляют больше, чем к нам.
И.И.: Вы говорили, что Церковь нам была передана с условием, что студии «Диафильм» будет предоставлено другое помещение. Как с этим обстоит дело?
В.С.: Сразу же после передачи нам здания церкви мы начали своими силами искать подходящее помещение для отселения студии. Вы ведь знаете, что под лежачий камень вода не течет, надо было действовать. Руководство студии не было заинтересовано само искать для себя новое место, им и тут было хорошо, а переезд был просто им не по средствам. Мы подбирали варианты и выезжали с их представителями на места. Нынешний вариант — Зеленодольская ул., д.4 — последний, туда в конечном итоге и выезжает «Диафильм». В ходе поисков мы обращались за помощью к правительству Москвы, мы же готовили и проталкивали все документы. Словом, невозможно подсчитать и оценить, сколько сил и энергии было затрачено, скажу только, что на эту работу ушло два года. В начале 1996 года студии «Диафильм» предоставили новое помещение, но осваивать его у них не было абсолютно никакого желания, и нам пришлось опять-таки самим ездить и оформлять всю необходимую документацию. А здесь тоже были свои сложности, так как на это здание претендовали другие организации, а некоторые даже уже заняли его. Пришлось бороться за их выселение судебным порядком, обращаясь за помощью к правительству Москвы. А это было очень сложно и очень дорого. Лишь в середине 1997 года студия «Диафильм» начала реально переезжать, но не по собственному желанию, а мы начали на этом настаивать. И студия, что называется, «согласилась», чтобы мы начали их перевозить, заявляя, что у них нет средств на переезд. Надо сказать, что первое отселение студии мы провели вынужденно еще в 1995 году, что было связано с передачей нам органа. Орган, кстати, — это вообще отдельная история, очень трудоемкая и очень интересная.
И.И.: Может быть, Вы вкратце затронете и ее?
В.С.: Конечно, поскольку это касается и студии «Диафильм», и непосредственно самой Церкви. В Донском монастыре сохранился орган из Евангелическо-Лютеранской Церкви св. Михаила в Москве, закрытой в 1928 году. Из этой Церкви он был перенесен в те годы в бывшую Церковь Серафима Соровского в Донском монастыре, которую, в свою очередь, занял крематорий. Орган был в очень даже неплохом состоянии, и его использовали в ритуальном зале крематория. Когда началась передача монастыря Православной Церкви, встал вопрос о том, что надо забирать орган. Все началось с позднего, практически ночью, телефонного звонка, как в хорошем детективном романе. Мне позвонили и сказали, что завтра в Донском монастыре состоится совещание, на котором настоятель монастыря будет договариваться с католиками о передаче им лютеранского органа. Утром я поднял шум, рассылал повсюду факсы, в том числе и отцу Агафадору, настоятелю монастыря, с требованиями, чтобы этот орган не передавали никому, кроме Лютеранской — Церкви. А для отца Агафадора главное было — освободить здание Церкви, чтобы в ней можно было проводить богослужения, и он был готов отдать его первому попавшемуся, потому, что, он, ему просто мешал. Отбить орган оказалось нелегким делом, на него претендовали не только мы, но и крематорий, и католики. И забирать орган надо было срочно, иначе мы оказывались перед реальной угрозой его никогда больше не увидеть. Внеочередным порядком мы начали готовить место в Церкви под орган. Так уж получилось, что именно с этого и началось освоение нами здания Церкви. Для этой цели правительство Москвы выделило нам 100 млн. рублей, хотя реально мы получили, к сожалению, только 26 млн. Мы разобрали просмотровый зал в Церкви, убрали перекрытия, полы, стены, словом проделали огромный объем работ. Перевезли и орган. Это было в 1995 году. К сожалению, работы пришлось вскоре приостановить — не хватило средств. Помощи из Германии ожидать не приходилось: они просто не хотели понимать, почему нам вдруг «загорелось» перевозить орган именно сейчас, когда это надо делать в самую последнюю очередь. Мы пытались объяснить, что если мы так поступим, то потом органа может уже не быть, его заберет к себе кто — нибудь другой, ведь орган-то уникальный, не случайно он входил в перечень памятников культуры союзного значения, и таких органов сохранилось у нас в стране очень мало! Нам и так стоило огромных усилий отстоять его для нашей Церкви.
И.И.: Я помню, что Вы как-то рассказывали, что и с алтарем была подобная история.
В.С: Да, с алтарем было практически то же самое. Он тоже хранился в Донском монастыре,где располагался музей архитектуры имени Щусева, и однажды отец Агафадор сказал нам: если вы его через неделю не разберете и не вывезете, то я разберу его сам. Можно себе представить, что стало бы с алтарем, дойди до этого! И, представьте себе, такие вот сложнейшие вопросы приходилось решать во внеочередном, просто в пожарном порядке, да еще при наших весьма скудных финансовых возможностях. Это сильно выбивало нас из колеи. А наши западные братья никак не понимали наших проблем. Да разве можно было бросить наши орган и алтарь на произвол судьбы, понадеявшись на то, что позднее, когда здание Церкви будет полностью готово, можно будет спокойно вернуть их себе. Не тут-то было! А ведь что, значит, перевезти орган? Его надо разобрать, перевезти, куда-то складировать. Он ведь больше года лежал у нас в строении № 3 в разобранном виде.
И.И.: Да ведь там огромное количество деталей, и все их надо пронумеровать!
В.С.: Конечно, там одних труб более двух тысяч, а уж остальных частей… И трубы размером от нескольких сантиметров до шести метров. Этими всеми работами у нас занимался Пудов Виктор Сергеевич: искал помещения, транспорт, отвечал за погрузку, перевозку, разгрузку. А наш нынешний пастор Лотов Дмитрий Романович непосредственно разбирал орган .Кстати тогда мы с ним познакомились поближе и когда наш пастор Александр Дроздов не смог больше исполнять обязанности пастора по моему предложению Церковный Совет пригласил на это служение Дмитрия Лотова.
И.И.: И все-таки, что успели уже сделать к сегодняшнему дню, и что еще осталось?
В.С.: Я уже говорил, что начаты работы в верхнем ярусе здания Церкви для установки органа, после этого мы приступили к освобождению подвальной части. В этом здании подвал двухэтажный, и мы к началу 1997 года полностью освободили и заняли его. Это достаточно большие площади. Студия «Диафильм» размещала здесь много оборудования, мы все это вынесли своими силами и за свой счет, и начали перевозить на Зеленодольскуго улицу. С осени 1997 года мы приступили к освобождению складских помещений. Здание Церкви имеет внутри перекрытия, выше зал сохранился, а ниже студия размещала свои станки и другое оборудование, и там же они устроили складские помещения. Чтобы было понятнее, мы сейчас освобождаем место там, где планируется подготовить зал для богослужений. Работы было тоже немало, так как раньше студия занимала, помимо нашей, еще две Православные Церкви. Оттуда их уже давно выселили, и они все свое оборудование свезли к нам сюда.
И.И.: И сколько же процентов от общей площади уже освободил 20%, 30% или еще больше?
В. С.: В процентах очень трудно подсчитать. Представьте себе зал, где-то площадью 800 м.кв., который на высоту нескольких метров заложен различным имуществом. Если смотреть по площадям, то, может быть, еще много осталось не вывезенным, а если по объему, то порядка 50% уже освобождено. К концу февраля этого года мы планируем, полностью освободить здание Церкви. Уже перенесены в здание церкви орган и алтарь, оба пока еще в разобранном виде, мы занимаем полностью весь верхний ярус и подвал. В качестве следующих работ планируется наладить в здании Церкви систему отопления. Это очень важно: вот уже второй год здание не отапливается, так как студия «Диафильм» не оплачивала отопление, для проведения многих работ отопление необходимо. Еще очень важно для нас установить счетчик тепла. Может быть, это многим кажете мелочью, но давайте посмотрим: студия сейчас, к примеру, должна бы (если бы она платила) платить 16 млн. рублей в месяц только за отопление. Это огромные расходы. А, имея счетчик тепла, эти расход, по опыту других церквей, можно было бы сократить в 2 или даже в три раза!
Итак, первым этапом сейчас предстоит вывезти «Диафильм» за свой счет и своими силами. Кроме того, нам приходится помогать им, разгружать их оборудование. Силами своих рабочих мы отремонтировали их подъемник, чтобы они могли внести все в новое пятиэтажное здание. Далее нам предстоит восстановить в прежнем виде окно на фасаде здания Церкви (раньше оно было сделано в форме розы ). Проделать эти работы нужно уже сейчас, потому что, когда мы установим наверху орган, подобраться к окну уже будет невозможно. Восстановить ранее искусственно заложенное окно в его прежнем виде не только наше желание, но и требование управления по охран памятников культуры. С внутренней стороны мы его уже частично разобрали, но работы пришлось временно приостановить из-за нехватки средств. Сейчас опять появилась некоторая надежда, что необходимые средства поступят, тогда работы будут продолжены.
Наша мечта — хотя бы в какой-то мере подготовить зал к проведению богослужения к 1 октября 1998 года!
И.И.: Но эта мечта реальна?
В.С.: Да, конечно. Окончательно отремонтировать зал к этому сроку мы
не успеем, но для проведения богослужения мы постараемся.
И.И.: Отрадно слышать, что после такого перерыва (с 1936 года прошло уже свыше 60-ти лет) можно будет присутствовать в самом здании Церкви на богослужении. Поэтому дай Вам Бог силы и мудрости для успешного завершения работ к 1 октября. И спасибо за эту беседу.
От редакции: Беседа состоялась в начале октября 1997 года.
Зал для богослужения полностью был отремонтирован к намеченному сроку.
К сожалению, первый епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Харальд Калниньш смог дожить до этого дня. Он умер 27 октября 1997 года.