Предисловие к записи беседы с Председателем Церковного Совета
В 1997 году ко мне обратился Председатель Церковного Совета Московской общины “Евангелическо-Лютеранской Церкви” Иоган Иоганович Гейнбюхнер с просьбой рассказать как зарождалась община. С тех пор прошло уже 17 лет и хотелось бы сделать некоторые дополнения, не вошедшие в ту беседу (о чем тогда и нельзя было открыто рассказывать) и продолжить рассказ до моего выхода из ЕЛЦ.
Епископ Зигфрид Шпрингер издал свои мемуары на немецком языке(сейчас их переводят на русский), написал свои воспоминание ушедший к господу Архиепископ Георг Кречмар. Под руководством которых я и работал в Церкви с 1992 года по 2006 год.
С Епископом Шпрингером я познакомился в апреле 1992 года, поздно вечером у меня дома раздался телефонный звонок: «Здравствуйте, меня зовут Шпрингер, я прилетел, мне дали Ваш телефон в Германии и у меня два вопроса, кто меня встретит и где я буду жить”. О Зигфриде Шпрингере я тогда даже ничего не слышал, но человек прилетел, он уже в аэропорту, на дворе ночь, так что сел в машину поехал в аэропорт и привез его к себе домой, так я познакомился с Зигфридом Шпрингером, он летел вместе с Александром Пфафенродом, кажется, из Омска в Германию и решил остановиться на недельку в Москве, познакомиться со своим будущим местом служения. Мы с ним сдружились и потом я много раз гостил у него в Германии.
Тогда же я познакомился и с Георгом Кречмаром, заместителем Епископа Харальда Калниня канцелярия которого находилась в Риге.
Тогда только все зарождалось, людей, разбирающихся в церковных административных вопросах, было очень мало и мне в Москве приходилось работать и в общине и в “Евангелическо-Лютеранской Церкви Европейской части России” входящей в состав “Евангелическо-Лютеранской Церкви” объединяющей в своем составе и общины на Украине, Казахстане, Средней Азии. Но если в общине работал на добровольных началах, то ЕЛЦЕР занимал должность управляющего делами, а в ЕЛЦ был главой Представительства в Москве, так как центр ЕЛЦ был в Петербурге.
Вот и стало у меня два начальника, Епископ Шпрингер и Архиепископ Кречмар. Первое время вроде никаких проблем не было, но потом Епископ Шпрингер сказал мне, что нельзя работать в двух местах. Выбирай.
Я подумал, что в Представительстве принесу больше пользы для Церкви и потихонечку мои отношения с Епископом Шпрингером стали портиться, как я понял ‘’предательства’’ он мне не простил. Тем более что начали портиться отношения между Архиепископом Кречмаром и Епископом Шпрингером, который считал Москву своей вотчиной и вмешательства из Петербурга в Москву недопустимым.
Пока Архиепископ Кречмар был здоров эти противоречия удавалось сглаживать, но к 2004 году он серьезно болел и собрался на покой. Встал вопрос о приемнике. Вот тут-то все и обострилось. Архиепископ Кречмар не видел своего приемника в России.
По Уставу ЕЛЦ у Архиепископа должен быть заместитель, который в случае отсутствия Архиепископа его замещает. Но в это время у Архиепископа не было заместителя, и он хотел предложить избрать своим заместителем старшего церковного советника Евангелической Церкви Германии Райнера Рине.
Заместитель Архиепископа, в отличии от Архиепископа избираемого Генеральным Синодом избирался Епископским Советом, куда входили все Епископы ЕЛЦ.
Меня пригласил к себе в Петербург Архиепископ Кречмар и в присутствии Райнере Рине поручил мне поехать в Казахстан, Киргизию, Узбекистан и донести эту информацию до Епископов лютеранских церквей этих стран. Нужны были голоса в поддержку Райнера Рине, так как было совершенно ясно, что Епископ Зигмунд Шпрингер и Епископ Украины Эдмонд Ратц будут категорически против кандидатуры Райнера Рине.
Могу сказать, что епископы Шпрингер и Ратц, были очень недовольны моей поездкой и если с Епископом Шпрингером к тому времени отношения уже были испорчены, то тут меня в свои враги записал и Епископ Ратц.
Каково же было мое удивление, когда на Епископском Совете в сентябре 2004 года, во время выборов своего заместителя Архиепископ Кречмар, не то что не поддержал кандидатуры Райнера Рине, он ее просто не выдвинул, заявив, вот тут нам из ЕКД прислали. Ну Рине и прокатили. Заместителем избрали Эдмонда Ратца, который вскоре после ухода Кречмара стал Архиепископом, а я для Архиепископа Ратца перестал существовать, меня как бы не замечали, с конца 2004 года по май 2006 я не получил от Архиепископа ни одного поручения, не получил ответа ни на одно свое обращение.
В такой обстановке я не мог дальше работать,попросил другую работу,тоже не получил никакого ответа. Тогда написал заявление об увольнении и уходе в другую церковь.
Перед увольнением Архиепископ Ратц и Епископ Шпрингер встретились со мной в присутствии Главного Управляющего ЕЛЦ Ханса Швана и моего заместителя Владимира Кукушкина, который и стал исполнять мои обязанности. Еще раз рассказал о своих планах по созданию новой лютеранской церкви из общин не входящих в состав других лютеранских церквей. Получил их одобрение, чему сам удивился и занялся созданием новой лютеранской церкви, которая сейчас успешно развивается и общины которой существуют по всей России.
Хочу сказать, что уходить из Церкви я не хотел, но пришлось уйти из-за того, что оказался на стороне Евангелической Церкви Германии.
Запись беседы председателя Церковного Совета Московской Евангелическо-Лютеранской общины св. Петра и Павла Иоганна Иоганновича Гейнбихнера с главой Представительства Евангелическо-Лютеранской Церкви в Москве Владимиром Сергеевичем Пудовым.
И. И.: Мне, как председателю Церковного Совета, часто задают вопрос: когда и как возникла идея воссоздать лютеранскую Церковь здесь в Москве. Это интересует очень многих, и не только наших прихожан.
В. С.: Началось все в конце 80-х годов. В конце 87 — начале 88 года я имел честь познакомиться с Харальдом Калнинем. Тогда он был суперинтендентом в Риге. В 70-х гг. его поставили ответственным за российские евангелическо-лютеранские общины немецкой традиции, требующие своего окормления. Он получил в то время благословение на эту деятельность от наших единоверцев на Западе — от Всемирной Лютеранской Федерации, от Евангелической Церкви Германии — и разрешение от наших государственных органов власти. Это было началом, давшим толчок для будущего развития Евангелическо-Лютеранской Церкви в России. В 60-80 годах евангелическо-лютеранские общины были сильно ограничены в общении между собой. Поэтому Харалъд Калнинь оказался своего рода связующим звеном между ними. Его маршрут из Риги в российские общины,к ним я отношу и Казахстан, всегда пролегал через Москву. Мы с ним познакомились волею случая, по роду своей службы мне пришлось работать с ним, помогать ему в организационных вопросах. У нас сложились хорошие отношения.
И. И.: Хотелось бы немного побольше узнать о Харальде Калнине, потому что мы, к сожалению, знаем о нем очень мало.
В. С.: Правильно его фамилия Калниньш(по паспорту,но он не любил называть себя на латышский манер и всегда назывался Калнинь), он немец по отцу, латыш по матери, родился в Петербурге в 1911 г. Вместе с родителями переехал и Швейцарию, где и получил теологическое образование. В 1939 г. его семья перебралась в Латвию, и к тому времени, как мы с ним познакомились, он жил постоянно в Риге, там же у него,при Евангелическо-Лютеранской общине св.Креста, была своя маленькая канцелярия.
И. И.: И как же все развивалось дальше?
В. С.: В канцелярии Калниня работал в качестве его помощника для связей с общинами Йозеф Баронас. Я был знаком с ним. Это был тихий молодой человек, лет тридцати, выходец из католической семьи, хорошо знал несколько иностранных языков. В 1977 г. Калнинь создал лютеранскую общину в Ленинграде. Это была небольшая немецкая группа при основной финской общине,они проводили богослужения в Евангелическо-Лютеранском приходе в Пушкино,Ленинградской области.. В 1990 г. Калнинь послал Баронаса развивать эту общину и зарегистрировать евангелическо-лютеранскую общину в Ленинграде. Этой общине Калнинь уделял особое внимание, т. к. в этом городе ранее было много лютеранских приходов, сохранилось несколько лютеранских церквей. Баронас, приехав в Ленинград, начал свою деятельность при Церкви св. Катарины. В то время в здании Церкви располагался филиал фирмы «Мелодия», здание было в прекрасном состоянии, имелся хорошо оборудованный зал. Не успев начать, Баронас сразу же объявил о создании своей независимой Церкви — «Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России, не проинформировав об этом Калниня, не поставив в известность прихожан общин и, тем более, не спросив ничьего согласия. Свою же Церковь Баронас представил как преемницу Лютеранской Церкви России и ее традиций. В апреле 1991г. пребывающий на покое архиепископ Церкви Латвии Эрик Местерс рукоположил Баронаса в сан суперинтенданта новой Церкви.
И.И.: Как же ему удалось так быстро зарегистрировать эту Церковь? Неужели это было так легко в те годы?
В.С.: Дело в том, что в тот период регистрация религиозных организаций проходила очень легко. Воспользовавшись моментом, Баронас быстро и без проблем зарегистрировал свою Церковь, денег у него было достаточно, т.к. он имел финансовую поддержку, и одновременно начал регистрировать общины: зарегистрировал 7 общин в Ленинграде и начал регистрировать в Москве, и делал все это очень энергично и быстро.
И.И.: А откуда же у него были деньги?
В.С.: Этого я точно не знаю. Знаю только, что он был знаком с директором Ленинградского филиала фирмы «Мелодия» господином Тропилло, я уже упоминал о ней выше, вместе с ним выпускал пластинки с рок-музыкой по «благословению» “Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России” . У него были и так называемые рок-н-рольные приходы в составе Церкви, велась коммерческая деятельность. Особенно большой скандал разгорелся вокруг договора, заключенного Церковью Баронаса на поставку детей-сирот в США, по которому за каждого ребенка выплачивались 1.000дол. Министерство юстиции неоднократно предупреждало их о том, что их деятельность выходит за рамки церковной. Характерно, что ни одна Церковь в мире не признала Церковь Баронаса законной, а Всемирная Лютеранская Федерация даже разослала письма, в которых отказалась признать «Единую Евангелическо-Лютеранскую Церковь России» преемницей и законной наследницей Евангелическо-Лютеранской Церкви, существовавшей в нашей стране до 1938г.
И.И.: Какой же выход из создавшейся ситуации нашел Калнинь?
В.С.: Ситуация была действительно критическая. Баронас уже подал документы на регистрацию общины и возврат здания Церкви свв. Петра и Павла в Москве. Калниню нужно было срочно регистрировать свою общину, однако проблема состояла в том, что кроме меня у него не было ни одного знакомого в Москве. Вполне естественно, что он обратился ко мне с просьбой о содействии в создании общины. От него я получил адреса людей, с которыми он когда-то был знаком, 5-6 человек. По его замыслу они могли бы принять участие в регистрации новой общины. Однако ни одного из этих людей уже не удалось найти, адреса безнадежно устарели. Понимая, однако, что ситуация сложилась действительно критическая и учитывая просьбу Харальда Калниня, я взялся за организацию общины. Логично предположить, что за такого рода помощью я решил обратиться в общество «Видергебург», однако от них был получен отрицательный ответ: мы, дескать, поддерживаем Баронаса, и если мы станем помогать Церкви Калниня, то наши отношения с Баронасом могут разладиться. А община Баронаса тем временем уже готовилась к регистрации. Положение складывалось действительно самое критическое.
И.И.: А кто же вошел в общину Баронаса, был ли там кто-нибудь из «Видергебурга»?
В.С.: Да, конечно. И в Москве и во многих других местах, где регистрировались общины Баронаса, они формировались через общество «Видергебург». У нас в Москве они, к примеру, собирались перед зданием Евангелическо-Лютеранской Церкви в Старосадском переулке,которое в это время занимало cтудия “Диафильм” и проводили богослужения на улице,на ступеньках, т.к. внутрь их не пускали. Все это организовывалось через это общество “Видергебург”. Оно же,это общество, проводило семинары для пасторов, привлекая к этому молодых людей. Наш новый пастор,Дмитрий Лотов,который только в этом году, пришел в нашу общину как раз из Церкви Баронаса. Он и Дмитрий Амусьев перешли в нашу Церковь, а Олег Севостьянов — в Ингерманландскую Церковь.
И.И.: А что было дальше с самим Баронасом?
В.С.: В 1991 г. он был на пике славы. Прошедший в октябре 1991 г. съезд российских немцев принял решение обратиться в государственные органы с просьбой о передаче Церквей св. Петра в Ленинграде и свв. Петра и Павла в Москве Церкви Баронаса. Тогдашний председатель общества «Видергебург» господин Гроут активно поддерживал его, как, впрочем, и Международный Союз немецкой культуры. Все наши обращения разбивались о стену. К тому времени в нашей Церкви уже было много зарегистрированных общин, и ни одна из них не поддержала Баронаса, и не перешла к нему. Все его общины были вновь созданными, все начали свое существование с 1991 г. Позднее, когда ситуация изменилась, они перешли либо в нашу Церковь, либо к финнам. Здесь, в Москве, 2 его общины просто распались, а третья вошла в состав Ингерманландской Церкви. Сам Баронас уехал в 1994 г. на учебу в Ватикан, и вернулся в Россию лишь в 1996 г.
И.И.: Давайте все же вернемся опять к нашей общине. Как при таких условиях проходил процесс ее регистрации, из кого она формировалась. Это было, наверное, не легко.
В.С.: Да, это было действительно сложно. Помощи, учитывая все, о чем я уже упоминал, ждать не приходилось, оставалось надеяться на собственные силы и возможности. Да и психологически я был готов к тому, что община должна быть обязательно создана. Из числа моих знакомых было 2-3 лютеранина, с готовностью согласившихся участвовать в регистрации общины. Но этого было явно мало. Пришлось обращаться за помощью к друзьям, знакомым, к знакомым знакомых и т.д. Многие отказались, но нашлись и те, кто согласился помочь. В основном искали мы среди тех, кто имел немецкие корни, порой обращая на это внимание просто по фамилиям, если не знали заранее человека. В создании общины мне активно помогали моя жена Пудова Татьяна Алексеевна, и мой брат,Пудов Виктор Сергеевич . Когда набралось нужное количество учредителей, а это немногим более десяти, Калниньш дал нам письмо в поддержку идеи образования и регистрации общины. Первым председателем Церковного Совета был Сергей Лактионов. Он до сих пор работает у нас в Церкви в отделе по строительству. В мае 1991 г. мы уже подали документы на регистрацию в Управление юстиции Моссовета.
И.И.: К тому времени уже был Указ Президента о возвращении церквей?
В.С.: Еще нет, но они уже и так активно возвращались. Необходимость в Указе появилась позднее, когда процесс возвращения зданий стал тормозиться. Так вот, возвращаясь к вопросу регистрации нашей общины, хочу сказать, что в своей первоначальной основе, она была во многом формальной, создавалась, как говориться, на скорую руку, с тем, чтобы Баронас не мог опередить нас,зарегистрировав общину своей церкви и подав документы на передачу здания лютеранской церкви. Документы на регистрацию мы подали в мае, а уже в начале июня получили свидетельство о регистрации. Самое интересное, что это произошло в один день с выдачей свидетельства о регистрации общине Баронаса — 7 июня 1991 года в день рождения моего брата, хотя они и подали документы раньше нас на два месяца.
И.И.: А где и кто проводил первые богослужения? Может быть, вы расскажете об этом поподробнее?
В.С.: Конечно же, этот вопрос, где проводить богослужения, где искать прихожан, кто будет проводить богослужения, был очень важным. Вместе с Виктором Сергеевичем Пудовым и Сергеем Анатольевичем Лактионовым мы обратились к директору студии «Диафильм» Леониду Петровичу Пятанову. Объяснили ситуацию. В отличие от Баронаса, который, как нам рассказывал господин Пятанов, угрожал ему, требуя незамедлительного освобождения помещения, мы не ставили вопрос так жестко, предложив студии поэтапный выезд, с согласованием сроков. В свою очередь господин Пятанов пошел нам навстречу, предоставив в наше пользование по воскресеньям небольшой просмотровый зал человек на 30-40, оборудованный в верхней части здания бывшей лютеранской церкви,которую занимала студия “Диафильм”.С согласия Пятанова договорились с охраной, получили свои ключи от зала. Многие из наших прихожан помнят еще этот зал, с которого все начиналось. Я дал несколько раз объявления в газете «Вечерняя Москва», и уже 4 сентября мы провели первое богослужение. Конечно же, мы сильно волновался, а вдруг никто не придет. Но люди пришли, и даже был почти полный зал. Для проведения первого богослужения приехал Харальд Калнинь вместе со своим новым помощником Штефаном Редером. Это сейчас он избран заместителем епископа нашей Церкви Георга Кречмара, а в те дни он только-только начинал, это были первые дни его пребывания в России. И с тех пор богослужения в общине были регулярными.
И.И.: А какие изменения происходили в Церковном Совете?
В.С.: Естественно, что тогда же встал вопрос о развитии Церковного Совета. Ранее он состоял из трех человек, председателем, как я уже говорил, был Сергей Лактионов. Просто необходимо было делать Церковный Совет более функциональным. В этот период в общину пришли Александр Дроздов, Елена Мещерякова — они и пополнили состав Церковного Совета. С сентября 1991 г. он начал полнокровно действовать.
И.И.: А вы сами входили в его состав?
В.С.: Нет, я непосредственно в него не входил,но всегда старался оказать помощь советом.
И.И.: А был ли у нас уже тогда свой пастор, или он появился позже? И кто у нас все-таки проводил богослужения?
В.С.: На первых порах нам прислали в качестве пастора Игоря Малкова, и уже с начала 1992 г. начали проходить регулярные богослужения. Малков оставался в общине совсем недолго, община сама от него отказалась, обратившись с соответствующей просьбой о его отзыве к Харальду Калниню. Затем у нас долгое время проводил богослужения либо Штефан Редер, либо сам Харальд Калнинь, но проводились они неизменно каждое воскресенье.
И.И.: А с какого времени в общине в качестве пастора появился Гуннар фон Шлиппе?
В.С.: С господином фон Шлиппе я познакомился в мае 1992 г., он приехал в Москву на несколько дней. Когда меня и Александра Васильевича Дроздова спросили, как бы мы отнеслись к тому, чтобы господин фон Шлиппе был у нас в Москве пастором, мы с радостью согласились. Он в тот раз уехал обратно в Германию и через какое-то время вернулся в общину.
И.И.: Я пришел в общину в июне того же года, и он уже был пастором.
В.С.: Да, он вернулся очень быстро,где то через месяц. И эта встреча с ним имеет для меня лично и для общины особое значение, она во многом определила нашу дальнейшую судьбу. В тот период, в мае 1992 г. нам передали здание часовни из комплекса зданий церкви св.Петра и Павла, и тогда же встал вопрос о её восстановлении..
И.И.: А что было раньше в этом здании?
В.С.: Там располагались механические мастерские студии «Диафильм», само здание было разделено перекрытием на два этажа. Внизу стояли токарные, фрезерные станки, а на втором этаже располагалась раздевалка для рабочих.
И.И.: Здание освобождалось уже при участии нового пастора?
В.С.: Нет, его освобождение началось еще до приезда господина фон Шлиппе. Освобождали его сами, силами строительной фирмы «Стромас», которую возглавлял мой брат Виктор Сергеевич, и в основном на средства этой фирмы. К нам на помощь приезжали тогда и две бригады добровольцев из США от Евангелическо-Лютеранской Церкви “Миссури Синода”. Они помогали нашим строителям освобождать часовню от оборудования, строительного мусора, приняли участие в разборке части перекрытий. Эти люди самого разного возраста и профессий с большим участием отнеслись к судьбе нашей общины, и мы им очень благодарны. Тогда же был заказан нами и проект реставрации часовни. Когда господин Шлиппе приехал, проект был уже готов.
И.И.: Это был еще старый проект часовни?
В.С.: Не знаю, к счастью или нет, но старый проект мы тогда не сумели найти, он нашелся много позже. Но в старом проекте не было предусмотрено балконов, которые мы имеем теперь. В то время,когда мы заказывали проект для восстановления часовни, это было проще, взять и заказать новый проект, поскольку комплекс зданий еще не был объявлен памятником культуры.
И.И.: Наверное, проект имел целью сделать здание максимально удобным для наших целей.
В.С.: Безусловно, поскольку ранее часовня вовсе не была предназначена для проведения регулярных богослужений, как это имеет место теперь. Она имела совсем иное функциональное значение. Для нас же было важно вместить в здание как можно больше прихожан. По количеству стульев, в здании на сегодняшний день может одновременно находиться 102 человека. В то время, когда мы могли использовать всего лишь небольшой просмотровый зал,в студии “Диафильм” вместимостью максимум 40 человек, и для нас не было проблемы более острой,чем получение своего помещения для богослужения. Господин фон Шлиппе приехал к тому времени когда проект был уже готов, однако в проекте имеется и элемент его участия: благодаря нему, часовня была внутри окрашена в розовые тона — на этом цвете он настоял. Были и еще отдельные поправки к проекту, которые он внес.
И.И.: А когда были начаты работы по реставрации часовни, и на какие средства?
В.С.: Работы по восстановлению часовни в целом были начаты в октябре 1992 г., однако подготовительные и собственно строительные работы начались еще раньше, до приезда господина фон Шлиппе. Я уже упоминал, что работы по освобождению здания, по подготовке реставрационных работ велись фирмой «Стромас».
И.И.: Когда возник «Стромас»? Связано ли его возникновение с предстоящими работами в здании часовни?
В.С.: Вовсе нет, «Стромас» возник еще раньше, и это не было ни коим образом связано с церковной деятельностью. Так получилось, что многие работники фирмы “Стромас”, являлись учредителями общины, принимая активное участие в ее первых шагах, помогая ей финансово. Когда встал вопрос о восстановлении часовни, денег не было и не было известно, будут ли они вообще. Однако фирма «Стромас» начала восстановительные работы за свой счет. Я тоже работал вначале в этой фирме, и когда занимался передачей здания Церкви нашей общине работал в “Стромасе”, все расходы по общине оплачивал «Стромас».
И.И.: А когда были завершены работы по восстановлению часовни?
В.С.: По проекту работы должны были завершиться за один год. Поскольку работы были начаты в октябре 1992 г., то завершение их планировалось на октябрь 1993 г. Однако ее освящение мы провели раньше, на Пасху 1993 г., и с апреля начались регулярные богослужения. Одновременно шли восстановительные работы. Это устраивалось следующим образом: всю рабочую неделю в здании велись работы, в пятницу по окончании рабочего дня зал подготавливался самими же рабочими для воскресного проведения служб, а с понедельника вновь велись работы. А уж окончательно сдали здание часовни в октябре, как и намечалось.
И.И.: А с чем было связано, что службы начали проводиться раньше, чем было готово здание в целом?
В.С.: Так уж получилось, что мы с господином фон Шлиппе не поняли друг друга. Он как-то спросил меня, сможем ли мы провести богослужение в часовне на Пасху. Я ответил, что постараемся, все организовал, но господин фон Шлиппе понял это так, что теперь можно будет проводить их и в дальнейшем в часовне, и с радостью объявил об этом всем на богослужении. Так вот и получилось, что мы не захотели разочаровывать людей и начали организовывать ремонтные работы таким образом.
И.И.: С историей восстановления часовни мы разобрались, а вот когда мы получили официальный документ о возвращении Церкви?
В.С.: Практически одновременно. Вместе с нами на здание Церкви претендовал и Баронас. Действующая тогда Комиссия Моссовета во главе с господином Борщовым, в которой рассматривались обе наши заявки, рекомендовала, основываясь исключительно на решении съезда российских немцев, передать здание церкви Баронасу. Свою роль сыграло и не совсем «патриотично» звучавшее название нашей Церкви. Мы тогда назывались «Немецкая Евангелическо-Лютеранская Церковь», в то время как Церковь Баронаса была названа «Единой Евангелическо-Лютеранской Церковью России». Однако нам повезло в другом: нас поддержали Всемирная Лютеранская Федерация и Евангелическая Церковь Германии. Вместе с представителями последней я встречался на очень высоком уровне — с первым заместителем Ю.М.Лужкова, господином Музыкантским, префектом Центрального административного округа. Все было очень неоднозначно,и во многом наш успех носил элемент везения. В то время имели место трения между Московским правительством и Моссоветом, мы ими воспользовались, и в конечном итоге наше ходатайство было поддержано. Для пробы (чтобы посмотреть, как мы справимся) нам передали здание часовни, мы ее быстро освободили от имущества студии “Диафильм”. Не пытаясь давить на директора студии «Диафильм»,требуя немедленного освобождения здания церкви, действуя дипломатично, мы оказались в выигрышном положении. Меня в свое время обвиняли в том, что я захватил здание церкви еще до передачи. Однако правильно говорят: важно не то, кто владеет,а важно то, кто занимает. Мы сумели закрепиться в комплексе зданий церкви св.Петра и Павла, что называется поставить ногу, а уже в июле было готово распоряжение правительства Москвы о передаче нам здания Церкви и еще нескольких строений из церковного комплекса. Тогда господин Борщев рассылал письма с требованием отменить это решение, однако оно осталось в конечном итоге без изменений. И в этом, конечно же, нет ни грамма везения, это результат огромного труда.
И.И.: Я слышал от Вас же, что представителей нашей общины даже пытались примирить тогда с Баронасом. Получилось ли что-нибудь из этого?
В.С.: Да, господин Борщев собирал нас в Моссовете, предлагая договориться. Мы тогда не говорили, что против этой идеи.
И.И.: А где работал в то время господин Лотов?
В.С.: Где он работал, я не знаю, знаю только, что в то время он был пастором в одной из общин Баронаса в Москве, я уже говорил об этом. Позднее, когда Церковь Баронаса распалась и его пасторы перешли в нашу Церковь, он стал опять выполнять те же функции пастора в нашей Церкви в Смоленске,но там у него кажется ничего не получилось. Все трое бывших пасторов Баронаса,Лотов,Амусьев,Севастьянов обращались в нашу общину с просьбой принять их на работу в качестве пасторов. Однако, учитывая характер наших взаимоотношений в течение всего последнего времени, а они сложились далеко не доброжелательными, порой дело доходило до конфликтов, Церковный Совет предложил им войти в нашу общину на следующих условиях: они должны приходить к нам на богослужения и участвовать в деятельности общины в течение полугода для испытательного срока. Вполне естественно, что мы хотели поближе приглядеться к ним, прежде чем доверить им окормлять нашу общину. Однако от таких условий они отказались. Из них лишь Дмитрий Амусьев иногда приходил к нам на богослужения, и даже пару раз проводил у нас богослужение на русском языке, остальные больше не показывались. Олег Севостьянов стал пастором в московской общине Ингерманландской Церкви, Дмитрий Амусьев работает от нашей Церкви где-то в Луге, а Дмитрия Лотова в этом году мы призвали на служение в нашу общину.
И.И.: Как получилось так, что вместе со зданием Церкви удалось получить и другие строения?
В.С.: Дело в том, что раньше все эти здания составляли один комплекс, и когда мы получили постановление о передаче нам здания Церкви, мы решили мы просили передать вместе с ним и другие строения. Поэтому в январе 1994 г. было подготовлено третье по счету постановление о передаче нам здания жилого дома (это 8-е строение, в котором сейчас располагается Епархия), а также строений 3 и 4. Начали с жилого дома, в котором нам нужно было отселять жильцов своими силами. В 1995г. начали осваивать 3-е строение, и лишь в этом году начали работать со строениями 2 и 4.Всего в комплексе 10 строений.
И.И.: Это ведь как раз так называемые Палаты Мазепы, т.е. здание, купленное Церковью вместе с участком земли у Лопухиных.
В.С.: Именно то самое. По преданию гетман Мазепа останавливался в этом здании на 2-3 недели, это место ему очень понравилось. В свое время, отделяя Украину от России, он мечтал о создании в этом здании Посольства Украины. Поэтому на это здание претендовали не только мы. ПравительствоУкраины, считая это здание своей национальной святыней, также выходила с просьбой в Правительство России о передаче здания палаты Мазепы для организации в нем культурного украинского центра. Было уже подготовлено Правительством Москвы постановление о передаче украинскому культурному центру этого строения, но,параллельно,тем же Правительством Москвы готовилось постановление о передаче палат Мазепы нашей Церкви и наше постановление вышло немного раньше, и это решило все. Это уже не было простым везением. А потом мы получили в свое пользование и земельный участок: строения 2, 3, 4 и 8 принадлежат Епархии Евангелическо-Лютеранской Церкви Европейской России, все остальные — общине. Здесь как бы два владельца, входящих в состав единой Церкви.
И.И.: Мы остановились на том, что было получено Постановление о возврате здания Церкви. Однако на этой территории располагаются еще несколько зданий, составляющих единый комплекс и ранее также принадлежавших нам. Когда и как они были нам возвращены?
В.С.: Я уже рассказывал о том, что вначале нам было передано здание часовни, в котором мы сегодня проводим богослужения. Распоряжение о передаче было получено в мае 1992 года, а сразу вслед за ним, в июле, вышло Постановление Московского правительства о передаче и самого здания Церкви, правда, с условием, что студии «Диафильм» должно быть предоставлено другое помещение. Одновременно со зданием Церкви мы, по этому Постановлению, получили и строение № 9 (сейчас его занимает бюро общины).
Освоение здания часовни было начато сразу же после получения распоряжения о передаче его в наше пользование. Все то оборудование студии «Диафильм», которое размещалось в этом здании, мы вывозили своими силами. Тогда мы даже не могли себе представить, откуда на все это можно взять денег, надеялись только на Божью помощь, других надежд у нас не было. Здание внутри было в очень плохом состоянии, да еще и перекрыто на два этажа. Центральный вход в него был заложен, и единственный вход в здание был сбоку. Мы заказали проект часовни, попросив спланировать в ней балконы, и получилось очень красиво. У нас, кстати, сохранились эти чертежи. Может быть, нам стоило бы сделать нечто вроде выставки, чтобы все желающие могли посмотреть. Ведь это наша история. А когда приехал пастор Шлиппе, у нас появилась, хоть какая-то уверенность, что средства будут. Как я уже говорил, господин Шлиппе внес в проект свои коррективы: из нескольких имевшихся вариантов он выбрал розовый цвет для внутренней отделки.
Наша главная достопримечательность — металлический крест в алтаре. Не знаю, многие ли знают его историю, но она достаточно интересна. В первый день, когда работники «Стромаса» начали работы в часовне, они сварили металлический крест и прикрепили его с улицы к входной двери. Пастор Шлиппе поинтересовался, зачем они это сделали, и те объяснили, что это все-таки Церковь и ее надо как-то обозначить.
Шлиппе это так понравилось, что он настоял на том, чтобы крест в его первоначальном виде был внесен внутрь и установлен на самое почетное место — в алтарной части.
И.И.: Это собственно то, с чего началось строительство. Не так ли?
В.С.: Правильно. А официально строительство началось в октябре 1992 года, после того, как был подписан договор между общиной и фирмой «Стромас» на проведение реставрационных работ. Восстанавливать пришлось практически все, и объем работ был огромен. Они были завершены в основном к лету 1993 года. Трудности возникли с деревянными частями в часовне, которые планировалось сделать из дуба. Сухой дуб закупить оказалось невозможно, просто было очень дорого, нам пришлось купить сырой дуб и около 3-4-х месяцев самим сушить его в специально подготовленном хранилище. И все же здание часовни мы сдали в эксплуатацию в срок, к октябрю 1993 года.
И.И.: Что же получила община после завершения реставрационно-строительных работ?
В.С.: Община получила в распоряжение здание с залом для проведения богослужений и отдельной комнатой, которая первоначально служила в качестве бюро пастора. В то время нам совсем негде было собираться, негде было даже поставить все необходимое оборудование (ксерокс, к примеру, нам приходилось до этого держать на квартире).
И.И.: А органичное продолжение этого здания, это что, другое
строение?
В.С.: Да, это строение № 9, его освоение мы начали позднее.
И.И.: Чем было занято это строение?
В.С.: В нем студия «Диафильм» также размещала свое оборудование. Частично здесь было и складское помещение, и помещение для отдела сбыта. Поскольку мы всегда старались поддерживать со студией “Диафильм” хорошие отношения, нам удалось уговорить ее руководство освободить это здание без предоставления им другого помещения.
И.И.: А что было в этом здании еще до революции, когда оно принадлежало нашей Церкви?
В.С.: Согласно имеющейся у нас описи владений Евангелическо-Лютеранской Церкви в этом здании располагалась прачечная, которая обслуживала проживавших в соседних строениях комплекса церковных служащих и больничный корпус. Когда мы восстановили строение № 9, бюро общины перебралось туда, и тогда только появились хорошая классная комната, а внизу — кухня. Это дало возможность серьезно работать в общине. Одновременно мы начали осваивать строение № 8 — жилой дом напротив часовни. Во флигеле дома Правительство Москвы выделило епархии одну квартиру безвозмездно, другие две она,епархия, выкупила сама за счет денежной поддержки Евангелической Церкви Германии. Это была очень трудная работа, особенно с жильцами этих квартир: в первую очередь, у них были очень большие требования, да и сами ремонтные работы потребовали много сил и затрат.
И.И.: И сколько времени заняли эти работы в целом?
В.С.: Это заняло достаточно много времени, поскольку все приходилось делать по частям. Начали с наиболее легких в ремонтном отношении квартир, и закончили квартирой на первом этаже, где объем ремонтных работ был особенно велик. Помимо всего прочего, в этой квартире при вскрытии полов была обнаружена очень древняя белокаменная кладка конца 17 — начала 18 веков. Сразу же возникли сложности с управлением по Охране памятников: на время, пока они все осматривали, пришлось приостановить работы. От нас стали требовать, чтобы мы этот подвал раскопали и восстановили, но нам удалось уговорить их временно отложить эти работы на 5 лет. Возникла и другая проблема, требовавшая также определенного времени для своего решения: подвал заливался водой, поэтому нужно было определиться, что с этим делать, затем окапывать, осушать. А средств на все это просто не хватало.
И.И.: И, наконец, хотелось бы задать вопрос о самом главном здании, здании Церкви. Когда у нас появится возможность провести в нем богослужение?
В.С.: Безусловно, освоение этого здания имеет для всех нас особое значение. Поэтому мы не начали сразу с него, хотя, по идее, с этого и следовало бы начать. Но, во-первых, раньше у нас недоставало ни сил, ни достаточного опыта. Да и в общине было еще слишком мало прихожан, нашу Церковь еще просто не знали. Нужно было показать всем, что мы действительно реально существующая и растущая община,и что мы достойны этого здания. Действительно, другое подобное ему есть только в Санкт-Петербурге. В то время мне многие резонно задавали вопрос: зачем такой маленькой общине такое большое здание Церкви, зачем вы его вообще берете? Вам, дескать, и часовни будет достаточно. И я на это очень категорично отвечал: нет, здание Церкви нам просто необходимо, поскольку у нас очень большие перспективы для роста.
И.И.: Действительно, в Москве около 6.000 немцев.
В.С.: Вот видите, 6.000 немцев, а сейчас, наверное, еще больше. Кроме того, имеются и представители других национальностей: финны, латыши… Многие будут искать свои корни и возвращаться к ним. И когда у нас будет большое здание Церкви, и людей будет ходить больше. Появятся большой красивый зал, настоящий орган. Когда мы начинали наши богослужения в просмотровом зале студии «Диафильм» на верхнем этаже здания Церкви, к нам ходило столько людей, сколько реально мог вместить этот маленький зал — ни больше, ни меньше. Потом мы переехали в здание часовни, и оно очень быстро заполнилось, и сегодня мест больше просто нет, хотя оно вмещает в себя в три раза больше людей. И это естественно. Когда у нас будет больше места, к нам будет ходить больше людей, тогда и пресса, и телевидение станут уделять нам внимание. О ком, к примеру, сейчас много говорят? О католиках. У них есть постоянно действующая Церковь, а сейчас им передают еще одну. Ясно, что к ним и интерес проявляют больше, чем к нам.
И.И.: Вы говорили, что Церковь нам была передана с условием, что студии «Диафильм» будет предоставлено другое помещение. Как с этим обстоит дело?
В.С.: Сразу же после передачи нам здания церкви мы начали своими силами искать подходящее помещение для отселения студии. Вы ведь знаете, что под лежачий камень вода не течет, надо было действовать. Руководство студии не было заинтересовано само искать для себя новое место, им и тут было хорошо, а переезд был просто им не по средствам. Мы подбирали варианты и выезжали с их представителями на места. Нынешний вариант — Зеленодольская ул., д.4 — последний, туда в конечном итоге и выезжает «Диафильм». В ходе поисков мы обращались за помощью к правительству Москвы, мы же готовили и проталкивали все документы. Словом, невозможно подсчитать и оценить, сколько сил и энергии было затрачено, скажу только, что на эту работу ушло два года. В начале 1996 года студии «Диафильм» предоставили новое помещение, но осваивать его у них не было абсолютно никакого желания, и нам пришлось опять-таки самим ездить и оформлять всю необходимую документацию. А здесь тоже были свои сложности, так как на это здание претендовали другие организации, а некоторые даже уже заняли его. Пришлось бороться за их выселение судебным порядком, обращаясь за помощью к правительству Москвы. А это было очень сложно и очень дорого. Лишь в середине 1997 года студия «Диафильм» начала реально переезжать, но не по собственному желанию, а мы начали на этом настаивать. И студия, что называется, «согласилась», чтобы мы начали их перевозить, заявляя, что у них нет средств на переезд. Надо сказать, что первое отселение студии мы провели вынужденно еще в 1995 году, что было связано с передачей нам органа. Орган, кстати, — это вообще отдельная история, очень трудоемкая и очень интересная.
И.И.: Может быть, Вы вкратце затронете и ее?
В.С.: Конечно, поскольку это касается и студии «Диафильм», и непосредственно самой Церкви. В Донском монастыре сохранился орган из Евангелическо-Лютеранской Церкви св. Михаила в Москве, закрытой в 1928 году. Из этой Церкви он был перенесен в те годы в бывшую Церковь Серафима Соровского в Донском монастыре, которую, в свою очередь, занял крематорий. Орган был в очень даже неплохом состоянии, и его использовали в ритуальном зале крематория. Когда началась передача монастыря Православной Церкви, встал вопрос о том, что надо забирать орган. Все началось с позднего, практически ночью, телефонного звонка, как в хорошем детективном романе. Мне позвонили и сказали, что завтра в Донском монастыре состоится совещание, на котором настоятель монастыря будет договариваться с католиками о передаче им лютеранского органа. Утром я поднял шум, рассылал повсюду факсы, в том числе и отцу Агафадору, настоятелю монастыря, с требованиями, чтобы этот орган не передавали никому, кроме Лютеранской — Церкви. А для отца Агафадора главное было — освободить здание Церкви, чтобы в ней можно было проводить богослужения, и он был готов отдать его первому попавшемуся, потому, что, он, ему просто мешал. Отбить орган оказалось нелегким делом, на него претендовали не только мы, но и крематорий, и католики. И забирать орган надо было срочно, иначе мы оказывались перед реальной угрозой его никогда больше не увидеть. Внеочередным порядком мы начали готовить место в Церкви под орган. Так уж получилось, что именно с этого и началось освоение нами здания Церкви. Для этой цели правительство Москвы выделило нам 100 млн. рублей, хотя реально мы получили, к сожалению, только 26 млн. Мы разобрали просмотровый зал в Церкви, убрали перекрытия, полы, стены, словом проделали огромный объем работ. Перевезли и орган. Это было в 1995 году. К сожалению, работы пришлось вскоре приостановить — не хватило средств. Помощи из Германии ожидать не приходилось: они просто не хотели понимать, почему нам вдруг «загорелось» перевозить орган именно сейчас, когда это надо делать в самую последнюю очередь. Мы пытались объяснить, что если мы так поступим, то потом органа может уже не быть, его заберет к себе кто — нибудь другой, ведь орган-то уникальный, не случайно он входил в перечень памятников культуры союзного значения, и таких органов сохранилось у нас в стране очень мало! Нам и так стоило огромных усилий отстоять его для нашей Церкви.
И.И.: Я помню, что Вы как-то рассказывали, что и с алтарем была подобная история.
В.С: Да, с алтарем было практически то же самое. Он тоже хранился в Донском монастыре,где располагался музей архитектуры имени Щусева, и однажды отец Агафадор сказал нам: если вы его через неделю не разберете и не вывезете, то я разберу его сам. Можно себе представить, что стало бы с алтарем, дойди до этого! И, представьте себе, такие вот сложнейшие вопросы приходилось решать во внеочередном, просто в пожарном порядке, да еще при наших весьма скудных финансовых возможностях. Это сильно выбивало нас из колеи. А наши западные братья никак не понимали наших проблем. Да разве можно было бросить наши орган и алтарь на произвол судьбы, понадеявшись на то, что позднее, когда здание Церкви будет полностью готово, можно будет спокойно вернуть их себе. Не тут-то было! А ведь что, значит, перевезти орган? Его надо разобрать, перевезти, куда-то складировать. Он ведь больше года лежал у нас в строении № 3 в разобранном виде.
И.И.: Да ведь там огромное количество деталей, и все их надо пронумеровать!
В.С.: Конечно, там одних труб более двух тысяч, а уж остальных частей… И трубы размером от нескольких сантиметров до шести метров. Этими всеми работами у нас занимался Пудов Виктор Сергеевич: искал помещения, транспорт, отвечал за погрузку, перевозку, разгрузку. А наш нынешний пастор Лотов Дмитрий Романович непосредственно разбирал орган .Кстати тогда мы с ним познакомились поближе и когда наш пастор Александр Дроздов не смог больше исполнять обязанности пастора по моему предложению Церковный Совет пригласил на это служение Дмитрия Лотова.
И.И.: И все-таки, что успели уже сделать к сегодняшнему дню, и что еще осталось?
В.С.: Я уже говорил, что начаты работы в верхнем ярусе здания Церкви для установки органа, после этого мы приступили к освобождению подвальной части. В этом здании подвал двухэтажный, и мы к началу 1997 года полностью освободили и заняли его. Это достаточно большие площади. Студия «Диафильм» размещала здесь много оборудования, мы все это вынесли своими силами и за свой счет, и начали перевозить на Зеленодольскуго улицу. С осени 1997 года мы приступили к освобождению складских помещений. Здание Церкви имеет внутри перекрытия, выше зал сохранился, а ниже студия размещала свои станки и другое оборудование, и там же они устроили складские помещения. Чтобы было понятнее, мы сейчас освобождаем место там, где планируется подготовить зал для богослужений. Работы было тоже немало, так как раньше студия занимала, помимо нашей, еще две Православные Церкви. Оттуда их уже давно выселили, и они все свое оборудование свезли к нам сюда.
И.И.: И сколько же процентов от общей площади уже освободил 20%, 30% или еще больше?
В. С.: В процентах очень трудно подсчитать. Представьте себе зал, где-то площадью 800 м.кв., который на высоту нескольких метров заложен различным имуществом. Если смотреть по площадям, то, может быть, еще много осталось не вывезенным, а если по объему, то порядка 50% уже освобождено. К концу февраля этого года мы планируем, полностью освободить здание Церкви. Уже перенесены в здание церкви орган и алтарь, оба пока еще в разобранном виде, мы занимаем полностью весь верхний ярус и подвал. В качестве следующих работ планируется наладить в здании Церкви систему отопления. Это очень важно: вот уже второй год здание не отапливается, так как студия «Диафильм» не оплачивала отопление, для проведения многих работ отопление необходимо. Еще очень важно для нас установить счетчик тепла. Может быть, это многим кажете мелочью, но давайте посмотрим: студия сейчас, к примеру, должна бы (если бы она платила) платить 16 млн. рублей в месяц только за отопление. Это огромные расходы. А, имея счетчик тепла, эти расход, по опыту других церквей, можно было бы сократить в 2 или даже в три раза!
Итак, первым этапом сейчас предстоит вывезти «Диафильм» за свой счет и своими силами. Кроме того, нам приходится помогать им, разгружать их оборудование. Силами своих рабочих мы отремонтировали их подъемник, чтобы они могли внести все в новое пятиэтажное здание. Далее нам предстоит восстановить в прежнем виде окно на фасаде здания Церкви (раньше оно было сделано в форме розы ). Проделать эти работы нужно уже сейчас, потому что, когда мы установим наверху орган, подобраться к окну уже будет невозможно. Восстановить ранее искусственно заложенное окно в его прежнем виде не только наше желание, но и требование управления по охран памятников культуры. С внутренней стороны мы его уже частично разобрали, но работы пришлось временно приостановить из-за нехватки средств. Сейчас опять появилась некоторая надежда, что необходимые средства поступят, тогда работы будут продолжены.
Наша мечта — хотя бы в какой-то мере подготовить зал к проведению богослужения к 1 октября 1998 года!
И.И.: Но эта мечта реальна?
В.С.: Да, конечно. Окончательно отремонтировать зал к этому сроку мы
не успеем, но для проведения богослужения мы постараемся.
И.И.: Отрадно слышать, что после такого перерыва (с 1936 года прошло уже свыше 60-ти лет) можно будет присутствовать в самом здании Церкви на богослужении. Поэтому дай Вам Бог силы и мудрости для успешного завершения работ к 1 октября. И спасибо за эту беседу.
От редакции: Беседа состоялась в начале октября 1997 года.
Зал для богослужения полностью был отремонтирован к намеченному сроку.
К сожалению, первый епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Харальд Калниньш смог дожить до этого дня. Он умер 27 октября 1997 года.
Запись беседы председателя Церковного Совета Московской Евангелическо-Лютеранской общины св. Петра и Павла Иоганна Иоганновича Гейнбихнера с главой Представительства Евангелическо-Лютеранской Церкви в Москве Владимиром Сергеевичем Пудовым.
И. И.: Мне, как председателю Церковного Совета, часто задают вопрос: когда и как возникла идея воссоздать лютеранскую Церковь здесь в Москве. Это интересует очень многих, и не только наших прихожан.
В. С.: Началось все в конце 80-х годов. В конце 87 — начале 88 года я имел честь познакомиться с Харальдом Калнинем. Тогда он был суперинтендентом в Риге. В 70-х гг. его поставили ответственным за российские евангелическо-лютеранские общины немецкой традиции, требующие своего окормления. Он получил в то время благословение на эту деятельность от наших единоверцев на Западе — от Всемирной Лютеранской Федерации, от Евангелической Церкви Германии — и разрешение от наших государственных органов власти. Это было началом, давшим толчок для будущего развития Евангелическо-Лютеранской Церкви в России. В 60-80 годах евангелическо-лютеранские общины были сильно ограничены в общении между собой. Поэтому Харалъд Калнинь оказался своего рода связующим звеном между ними. Его маршрут из Риги в российские общины,к ним я отношу и Казахстан, всегда пролегал через Москву. Мы с ним познакомились волею случая, по роду своей службы мне пришлось работать с ним, помогать ему в организационных вопросах. У нас сложились хорошие отношения.
И. И.: Хотелось бы немного побольше узнать о Харальде Калнине, потому что мы, к сожалению, знаем о нем очень мало.
В. С.: Правильно его фамилия Калниньш(по паспорту,но он не любил называть себя на латышский манер и всегда назывался Калнинь), он немец по отцу, латыш по матери, родился в Петербурге в 1911 г. Вместе с родителями переехал и Швейцарию, где и получил теологическое образование. В 1939 г. его семья перебралась в Латвию, и к тому времени, как мы с ним познакомились, он жил постоянно в Риге, там же у него,при Евангелическо-Лютеранской общине св.Креста, была своя маленькая канцелярия.
И. И.: И как же все развивалось дальше?
В. С.: В канцелярии Калниня работал в качестве его помощника для связей с общинами Йозеф Баронас. Я был знаком с ним. Это был тихий молодой человек, лет тридцати, выходец из католической семьи, хорошо знал несколько иностранных языков. В 1977 г. Калнинь создал лютеранскую общину в Ленинграде. Это была небольшая немецкая группа при основной финской общине,они проводили богослужения в Евангелическо-Лютеранском приходе в Пушкино,Ленинградской области.. В 1990 г. Калнинь послал Баронаса развивать эту общину и зарегистрировать евангелическо-лютеранскую общину в Ленинграде. Этой общине Калнинь уделял особое внимание, т. к. в этом городе ранее было много лютеранских приходов, сохранилось несколько лютеранских церквей. Баронас, приехав в Ленинград, начал свою деятельность при Церкви св. Катарины. В то время в здании Церкви располагался филиал фирмы «Мелодия», здание было в прекрасном состоянии, имелся хорошо оборудованный зал. Не успев начать, Баронас сразу же объявил о создании своей независимой Церкви — «Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России, не проинформировав об этом Калниня, не поставив в известность прихожан общин и, тем более, не спросив ничьего согласия. Свою же Церковь Баронас представил как преемницу Лютеранской Церкви России и ее традиций. В апреле 1991г. пребывающий на покое архиепископ Церкви Латвии Эрик Местерс рукоположил Баронаса в сан суперинтенданта новой Церкви.
И.И.: Как же ему удалось так быстро зарегистрировать эту Церковь? Неужели это было так легко в те годы?
В.С.: Дело в том, что в тот период регистрация религиозных организаций проходила очень легко. Воспользовавшись моментом, Баронас быстро и без проблем зарегистрировал свою Церковь, денег у него было достаточно, т.к. он имел финансовую поддержку, и одновременно начал регистрировать общины: зарегистрировал 7 общин в Ленинграде и начал регистрировать в Москве, и делал все это очень энергично и быстро.
И.И.: А откуда же у него были деньги?
В.С.: Этого я точно не знаю. Знаю только, что он был знаком с директором Ленинградского филиала фирмы «Мелодия» господином Тропилло, я уже упоминал о ней выше, вместе с ним выпускал пластинки с рок-музыкой по «благословению» “Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России” . У него были и так называемые рок-н-рольные приходы в составе Церкви, велась коммерческая деятельность. Особенно большой скандал разгорелся вокруг договора, заключенного Церковью Баронаса на поставку детей-сирот в США, по которому за каждого ребенка выплачивались 1.000дол. Министерство юстиции неоднократно предупреждало их о том, что их деятельность выходит за рамки церковной. Характерно, что ни одна Церковь в мире не признала Церковь Баронаса законной, а Всемирная Лютеранская Федерация даже разослала письма, в которых отказалась признать «Единую Евангелическо-Лютеранскую Церковь России» преемницей и законной наследницей Евангелическо-Лютеранской Церкви, существовавшей в нашей стране до 1938г.
И.И.: Какой же выход из создавшейся ситуации нашел Калнинь?
В.С.: Ситуация была действительно критическая. Баронас уже подал документы на регистрацию общины и возврат здания Церкви свв. Петра и Павла в Москве. Калниню нужно было срочно регистрировать свою общину, однако проблема состояла в том, что кроме меня у него не было ни одного знакомого в Москве. Вполне естественно, что он обратился ко мне с просьбой о содействии в создании общины. От него я получил адреса людей, с которыми он когда-то был знаком, 5-6 человек. По его замыслу они могли бы принять участие в регистрации новой общины. Однако ни одного из этих людей уже не удалось найти, адреса безнадежно устарели. Понимая, однако, что ситуация сложилась действительно критическая и учитывая просьбу Харальда Калниня, я взялся за организацию общины. Логично предположить, что за такого рода помощью я решил обратиться в общество «Видергебург», однако от них был получен отрицательный ответ: мы, дескать, поддерживаем Баронаса, и если мы станем помогать Церкви Калниня, то наши отношения с Баронасом могут разладиться. А община Баронаса тем временем уже готовилась к регистрации. Положение складывалось действительно самое критическое.
И.И.: А кто же вошел в общину Баронаса, был ли там кто-нибудь из «Видергебурга»?
В.С.: Да, конечно. И в Москве и во многих других местах, где регистрировались общины Баронаса, они формировались через общество «Видергебург». У нас в Москве они, к примеру, собирались перед зданием Евангелическо-Лютеранской Церкви в Старосадском переулке,которое в это время занимало cтудия “Диафильм” и проводили богослужения на улице,на ступеньках, т.к. внутрь их не пускали. Все это организовывалось через это общество “Видергебург”. Оно же,это общество, проводило семинары для пасторов, привлекая к этому молодых людей. Наш новый пастор,Дмитрий Лотов,который только в этом году, пришел в нашу общину как раз из Церкви Баронаса. Он и Дмитрий Амусьев перешли в нашу Церковь, а Олег Севостьянов — в Ингерманландскую Церковь.
И.И.: А что было дальше с самим Баронасом?
В.С.: В 1991 г. он был на пике славы. Прошедший в октябре 1991 г. съезд российских немцев принял решение обратиться в государственные органы с просьбой о передаче Церквей св. Петра в Ленинграде и свв. Петра и Павла в Москве Церкви Баронаса. Тогдашний председатель общества «Видергебург» господин Гроут активно поддерживал его, как, впрочем, и Международный Союз немецкой культуры. Все наши обращения разбивались о стену. К тому времени в нашей Церкви уже было много зарегистрированных общин, и ни одна из них не поддержала Баронаса, и не перешла к нему. Все его общины были вновь созданными, все начали свое существование с 1991 г. Позднее, когда ситуация изменилась, они перешли либо в нашу Церковь, либо к финнам. Здесь, в Москве, 2 его общины просто распались, а третья вошла в состав Ингерманландской Церкви. Сам Баронас уехал в 1994 г. на учебу в Ватикан, и вернулся в Россию лишь в 1996 г.
И.И.: Давайте все же вернемся опять к нашей общине. Как при таких условиях проходил процесс ее регистрации, из кого она формировалась. Это было, наверное, не легко.
В.С.: Да, это было действительно сложно. Помощи, учитывая все, о чем я уже упоминал, ждать не приходилось, оставалось надеяться на собственные силы и возможности. Да и психологически я был готов к тому, что община должна быть обязательно создана. Из числа моих знакомых было 2-3 лютеранина, с готовностью согласившихся участвовать в регистрации общины. Но этого было явно мало. Пришлось обращаться за помощью к друзьям, знакомым, к знакомым знакомых и т.д. Многие отказались, но нашлись и те, кто согласился помочь. В основном искали мы среди тех, кто имел немецкие корни, порой обращая на это внимание просто по фамилиям, если не знали заранее человека. В создании общины мне активно помогали моя жена Пудова Татьяна Алексеевна, и мой брат,Пудов Виктор Сергеевич . Когда набралось нужное количество учредителей, а это немногим более десяти, Калниньш дал нам письмо в поддержку идеи образования и регистрации общины. Первым председателем Церковного Совета был Сергей Лактионов. Он до сих пор работает у нас в Церкви в отделе по строительству. В мае 1991 г. мы уже подали документы на регистрацию в Управление юстиции Моссовета.
И.И.: К тому времени уже был Указ Президента о возвращении церквей?
В.С.: Еще нет, но они уже и так активно возвращались. Необходимость в Указе появилась позднее, когда процесс возвращения зданий стал тормозиться. Так вот, возвращаясь к вопросу регистрации нашей общины, хочу сказать, что в своей первоначальной основе, она была во многом формальной, создавалась, как говориться, на скорую руку, с тем, чтобы Баронас не мог опередить нас,зарегистрировав общину своей церкви и подав документы на передачу здания лютеранской церкви. Документы на регистрацию мы подали в мае, а уже в начале июня получили свидетельство о регистрации. Самое интересное, что это произошло в один день с выдачей свидетельства о регистрации общине Баронаса — 7 июня 1991 года в день рождения моего брата, хотя они и подали документы раньше нас на два месяца.
И.И.: А где и кто проводил первые богослужения? Может быть, вы расскажете об этом поподробнее?
В.С.: Конечно же, этот вопрос, где проводить богослужения, где искать прихожан, кто будет проводить богослужения, был очень важным. Вместе с Виктором Сергеевичем Пудовым и Сергеем Анатольевичем Лактионовым мы обратились к директору студии «Диафильм» Леониду Петровичу Пятанову. Объяснили ситуацию. В отличие от Баронаса, который, как нам рассказывал господин Пятанов, угрожал ему, требуя незамедлительного освобождения помещения, мы не ставили вопрос так жестко, предложив студии поэтапный выезд, с согласованием сроков. В свою очередь господин Пятанов пошел нам навстречу, предоставив в наше пользование по воскресеньям небольшой просмотровый зал человек на 30-40, оборудованный в верхней части здания бывшей лютеранской церкви,которую занимала студия “Диафильм”.С согласия Пятанова договорились с охраной, получили свои ключи от зала. Многие из наших прихожан помнят еще этот зал, с которого все начиналось. Я дал несколько раз объявления в газете «Вечерняя Москва», и уже 4 сентября мы провели первое богослужение. Конечно же, мы сильно волновался, а вдруг никто не придет. Но люди пришли, и даже был почти полный зал. Для проведения первого богослужения приехал Харальд Калнинь вместе со своим новым помощником Штефаном Редером. Это сейчас он избран заместителем епископа нашей Церкви Георга Кречмара, а в те дни он только-только начинал, это были первые дни его пребывания в России. И с тех пор богослужения в общине были регулярными.
И.И.: А какие изменения происходили в Церковном Совете?
В.С.: Естественно, что тогда же встал вопрос о развитии Церковного Совета. Ранее он состоял из трех человек, председателем, как я уже говорил, был Сергей Лактионов. Просто необходимо было делать Церковный Совет более функциональным. В этот период в общину пришли Александр Дроздов, Елена Мещерякова — они и пополнили состав Церковного Совета. С сентября 1991 г. он начал полнокровно действовать.
И.И.: А вы сами входили в его состав?
В.С.: Нет, я непосредственно в него не входил,но всегда старался оказать помощь советом.
И.И.: А был ли у нас уже тогда свой пастор, или он появился позже? И кто у нас все-таки проводил богослужения?
В.С.: На первых порах нам прислали в качестве пастора Игоря Малкова, и уже с начала 1992 г. начали проходить регулярные богослужения. Малков оставался в общине совсем недолго, община сама от него отказалась, обратившись с соответствующей просьбой о его отзыве к Харальду Калниню. Затем у нас долгое время проводил богослужения либо Штефан Редер, либо сам Харальд Калнинь, но проводились они неизменно каждое воскресенье.
И.И.: А с какого времени в общине в качестве пастора появился Гуннар фон Шлиппе?
В.С.: С господином фон Шлиппе я познакомился в мае 1992 г., он приехал в Москву на несколько дней. Когда меня и Александра Васильевича Дроздова спросили, как бы мы отнеслись к тому, чтобы господин фон Шлиппе был у нас в Москве пастором, мы с радостью согласились. Он в тот раз уехал обратно в Германию и через какое-то время вернулся в общину.
И.И.: Я пришел в общину в июне того же года, и он уже был пастором.
В.С.: Да, он вернулся очень быстро,где то через месяц. И эта встреча с ним имеет для меня лично и для общины особое значение, она во многом определила нашу дальнейшую судьбу. В тот период, в мае 1992 г. нам передали здание часовни из комплекса зданий церкви св.Петра и Павла, и тогда же встал вопрос о её восстановлении..
И.И.: А что было раньше в этом здании?
В.С.: Там располагались механические мастерские студии «Диафильм», само здание было разделено перекрытием на два этажа. Внизу стояли токарные, фрезерные станки, а на втором этаже располагалась раздевалка для рабочих.
И.И.: Здание освобождалось уже при участии нового пастора?
В.С.: Нет, его освобождение началось еще до приезда господина фон Шлиппе. Освобождали его сами, силами строительной фирмы «Стромас», которую возглавлял мой брат Виктор Сергеевич, и в основном на средства этой фирмы. К нам на помощь приезжали тогда и две бригады добровольцев из США от Евангелическо-Лютеранской Церкви “Миссури Синода”. Они помогали нашим строителям освобождать часовню от оборудования, строительного мусора, приняли участие в разборке части перекрытий. Эти люди самого разного возраста и профессий с большим участием отнеслись к судьбе нашей общины, и мы им очень благодарны. Тогда же был заказан нами и проект реставрации часовни. Когда господин Шлиппе приехал, проект был уже готов.
И.И.: Это был еще старый проект часовни?
В.С.: Не знаю, к счастью или нет, но старый проект мы тогда не сумели найти, он нашелся много позже. Но в старом проекте не было предусмотрено балконов, которые мы имеем теперь. В то время,когда мы заказывали проект для восстановления часовни, это было проще, взять и заказать новый проект, поскольку комплекс зданий еще не был объявлен памятником культуры.
И.И.: Наверное, проект имел целью сделать здание максимально удобным для наших целей.
В.С.: Безусловно, поскольку ранее часовня вовсе не была предназначена для проведения регулярных богослужений, как это имеет место теперь. Она имела совсем иное функциональное значение. Для нас же было важно вместить в здание как можно больше прихожан. По количеству стульев, в здании на сегодняшний день может одновременно находиться 102 человека. В то время, когда мы могли использовать всего лишь небольшой просмотровый зал,в студии “Диафильм” вместимостью максимум 40 человек, и для нас не было проблемы более острой,чем получение своего помещения для богослужения. Господин фон Шлиппе приехал к тому времени когда проект был уже готов, однако в проекте имеется и элемент его участия: благодаря нему, часовня была внутри окрашена в розовые тона — на этом цвете он настоял. Были и еще отдельные поправки к проекту, которые он внес.
И.И.: А когда были начаты работы по реставрации часовни, и на какие средства?
В.С.: Работы по восстановлению часовни в целом были начаты в октябре 1992 г., однако подготовительные и собственно строительные работы начались еще раньше, до приезда господина фон Шлиппе. Я уже упоминал, что работы по освобождению здания, по подготовке реставрационных работ велись фирмой «Стромас».
И.И.: Когда возник «Стромас»? Связано ли его возникновение с предстоящими работами в здании часовни?
В.С.: Вовсе нет, «Стромас» возник еще раньше, и это не было ни коим образом связано с церковной деятельностью. Так получилось, что многие работники фирмы “Стромас”, являлись учредителями общины, принимая активное участие в ее первых шагах, помогая ей финансово. Когда встал вопрос о восстановлении часовни, денег не было и не было известно, будут ли они вообще. Однако фирма «Стромас» начала восстановительные работы за свой счет. Я тоже работал вначале в этой фирме, и когда занимался передачей здания Церкви нашей общине работал в “Стромасе”, все расходы по общине оплачивал «Стромас».
И.И.: А когда были завершены работы по восстановлению часовни?
В.С.: По проекту работы должны были завершиться за один год. Поскольку работы были начаты в октябре 1992 г., то завершение их планировалось на октябрь 1993 г. Однако ее освящение мы провели раньше, на Пасху 1993 г., и с апреля начались регулярные богослужения. Одновременно шли восстановительные работы. Это устраивалось следующим образом: всю рабочую неделю в здании велись работы, в пятницу по окончании рабочего дня зал подготавливался самими же рабочими для воскресного проведения служб, а с понедельника вновь велись работы. А уж окончательно сдали здание часовни в октябре, как и намечалось.
И.И.: А с чем было связано, что службы начали проводиться раньше, чем было готово здание в целом?
В.С.: Так уж получилось, что мы с господином фон Шлиппе не поняли друг друга. Он как-то спросил меня, сможем ли мы провести богослужение в часовне на Пасху. Я ответил, что постараемся, все организовал, но господин фон Шлиппе понял это так, что теперь можно будет проводить их и в дальнейшем в часовне, и с радостью объявил об этом всем на богослужении. Так вот и получилось, что мы не захотели разочаровывать людей и начали организовывать ремонтные работы таким образом.
И.И.: С историей восстановления часовни мы разобрались, а вот когда мы получили официальный документ о возвращении Церкви?
В.С.: Практически одновременно. Вместе с нами на здание Церкви претендовал и Баронас. Действующая тогда Комиссия Моссовета во главе с господином Борщовым, в которой рассматривались обе наши заявки, рекомендовала, основываясь исключительно на решении съезда российских немцев, передать здание церкви Баронасу. Свою роль сыграло и не совсем «патриотично» звучавшее название нашей Церкви. Мы тогда назывались «Немецкая Евангелическо-Лютеранская Церковь», в то время как Церковь Баронаса была названа «Единой Евангелическо-Лютеранской Церковью России». Однако нам повезло в другом: нас поддержали Всемирная Лютеранская Федерация и Евангелическая Церковь Германии. Вместе с представителями последней я встречался на очень высоком уровне — с первым заместителем Ю.М.Лужкова, господином Музыкантским, префектом Центрального административного округа. Все было очень неоднозначно,и во многом наш успех носил элемент везения. В то время имели место трения между Московским правительством и Моссоветом, мы ими воспользовались, и в конечном итоге наше ходатайство было поддержано. Для пробы (чтобы посмотреть, как мы справимся) нам передали здание часовни, мы ее быстро освободили от имущества студии “Диафильм”. Не пытаясь давить на директора студии «Диафильм»,требуя немедленного освобождения здания церкви, действуя дипломатично, мы оказались в выигрышном положении. Меня в свое время обвиняли в том, что я захватил здание церкви еще до передачи. Однако правильно говорят: важно не то, кто владеет,а важно то, кто занимает. Мы сумели закрепиться в комплексе зданий церкви св.Петра и Павла, что называется поставить ногу, а уже в июле было готово распоряжение правительства Москвы о передаче нам здания Церкви и еще нескольких строений из церковного комплекса. Тогда господин Борщев рассылал письма с требованием отменить это решение, однако оно осталось в конечном итоге без изменений. И в этом, конечно же, нет ни грамма везения, это результат огромного труда.
И.И.: Я слышал от Вас же, что представителей нашей общины даже пытались примирить тогда с Баронасом. Получилось ли что-нибудь из этого?
В.С.: Да, господин Борщев собирал нас в Моссовете, предлагая договориться. Мы тогда не говорили, что против этой идеи.
И.И.: А где работал в то время господин Лотов?
В.С.: Где он работал, я не знаю, знаю только, что в то время он был пастором в одной из общин Баронаса в Москве, я уже говорил об этом. Позднее, когда Церковь Баронаса распалась и его пасторы перешли в нашу Церковь, он стал опять выполнять те же функции пастора в нашей Церкви в Смоленске,но там у него кажется ничего не получилось. Все трое бывших пасторов Баронаса,Лотов,Амусьев,Севастьянов обращались в нашу общину с просьбой принять их на работу в качестве пасторов. Однако, учитывая характер наших взаимоотношений в течение всего последнего времени, а они сложились далеко не доброжелательными, порой дело доходило до конфликтов, Церковный Совет предложил им войти в нашу общину на следующих условиях: они должны приходить к нам на богослужения и участвовать в деятельности общины в течение полугода для испытательного срока. Вполне естественно, что мы хотели поближе приглядеться к ним, прежде чем доверить им окормлять нашу общину. Однако от таких условий они отказались. Из них лишь Дмитрий Амусьев иногда приходил к нам на богослужения, и даже пару раз проводил у нас богослужение на русском языке, остальные больше не показывались. Олег Севостьянов стал пастором в московской общине Ингерманландской Церкви, Дмитрий Амусьев работает от нашей Церкви где-то в Луге, а Дмитрия Лотова в этом году мы призвали на служение в нашу общину.
И.И.: Как получилось так, что вместе со зданием Церкви удалось получить и другие строения?
В.С.: Дело в том, что раньше все эти здания составляли один комплекс, и когда мы получили постановление о передаче нам здания Церкви, мы решили мы просили передать вместе с ним и другие строения. Поэтому в январе 1994 г. было подготовлено третье по счету постановление о передаче нам здания жилого дома (это 8-е строение, в котором сейчас располагается Епархия), а также строений 3 и 4. Начали с жилого дома, в котором нам нужно было отселять жильцов своими силами. В 1995г. начали осваивать 3-е строение, и лишь в этом году начали работать со строениями 2 и 4.Всего в комплексе 10 строений.
И.И.: Это ведь как раз так называемые Палаты Мазепы, т.е. здание, купленное Церковью вместе с участком земли у Лопухиных.
В.С.: Именно то самое. По преданию гетман Мазепа останавливался в этом здании на 2-3 недели, это место ему очень понравилось. В свое время, отделяя Украину от России, он мечтал о создании в этом здании Посольства Украины. Поэтому на это здание претендовали не только мы. ПравительствоУкраины, считая это здание своей национальной святыней, также выходила с просьбой в Правительство России о передаче здания палаты Мазепы для организации в нем культурного украинского центра. Было уже подготовлено Правительством Москвы постановление о передаче украинскому культурному центру этого строения, но,параллельно,тем же Правительством Москвы готовилось постановление о передаче палат Мазепы нашей Церкви и наше постановление вышло немного раньше, и это решило все. Это уже не было простым везением. А потом мы получили в свое пользование и земельный участок: строения 2, 3, 4 и 8 принадлежат Епархии Евангелическо-Лютеранской Церкви Европейской России, все остальные — общине. Здесь как бы два владельца, входящих в состав единой Церкви.
И.И.: Мы остановились на том, что было получено Постановление о возврате здания Церкви. Однако на этой территории располагаются еще несколько зданий, составляющих единый комплекс и ранее также принадлежавших нам. Когда и как они были нам возвращены?
В.С.: Я уже рассказывал о том, что вначале нам было передано здание часовни, в котором мы сегодня проводим богослужения. Распоряжение о передаче было получено в мае 1992 года, а сразу вслед за ним, в июле, вышло Постановление Московского правительства о передаче и самого здания Церкви, правда, с условием, что студии «Диафильм» должно быть предоставлено другое помещение. Одновременно со зданием Церкви мы, по этому Постановлению, получили и строение № 9 (сейчас его занимает бюро общины).
Освоение здания часовни было начато сразу же после получения распоряжения о передаче его в наше пользование. Все то оборудование студии «Диафильм», которое размещалось в этом здании, мы вывозили своими силами. Тогда мы даже не могли себе представить, откуда на все это можно взять денег, надеялись только на Божью помощь, других надежд у нас не было. Здание внутри было в очень плохом состоянии, да еще и перекрыто на два этажа. Центральный вход в него был заложен, и единственный вход в здание был сбоку. Мы заказали проект часовни, попросив спланировать в ней балконы, и получилось очень красиво. У нас, кстати, сохранились эти чертежи. Может быть, нам стоило бы сделать нечто вроде выставки, чтобы все желающие могли посмотреть. Ведь это наша история. А когда приехал пастор Шлиппе, у нас появилась, хоть какая-то уверенность, что средства будут. Как я уже говорил, господин Шлиппе внес в проект свои коррективы: из нескольких имевшихся вариантов он выбрал розовый цвет для внутренней отделки.
Наша главная достопримечательность — металлический крест в алтаре. Не знаю, многие ли знают его историю, но она достаточно интересна. В первый день, когда работники «Стромаса» начали работы в часовне, они сварили металлический крест и прикрепили его с улицы к входной двери. Пастор Шлиппе поинтересовался, зачем они это сделали, и те объяснили, что это все-таки Церковь и ее надо как-то обозначить.
Шлиппе это так понравилось, что он настоял на том, чтобы крест в его первоначальном виде был внесен внутрь и установлен на самое почетное место — в алтарной части.
И.И.: Это собственно то, с чего началось строительство. Не так ли?
В.С.: Правильно. А официально строительство началось в октябре 1992 года, после того, как был подписан договор между общиной и фирмой «Стромас» на проведение реставрационных работ. Восстанавливать пришлось практически все, и объем работ был огромен. Они были завершены в основном к лету 1993 года. Трудности возникли с деревянными частями в часовне, которые планировалось сделать из дуба. Сухой дуб закупить оказалось невозможно, просто было очень дорого, нам пришлось купить сырой дуб и около 3-4-х месяцев самим сушить его в специально подготовленном хранилище. И все же здание часовни мы сдали в эксплуатацию в срок, к октябрю 1993 года.
И.И.: Что же получила община после завершения реставрационно-строительных работ?
В.С.: Община получила в распоряжение здание с залом для проведения богослужений и отдельной комнатой, которая первоначально служила в качестве бюро пастора. В то время нам совсем негде было собираться, негде было даже поставить все необходимое оборудование (ксерокс, к примеру, нам приходилось до этого держать на квартире).
И.И.: А органичное продолжение этого здания, это что, другое
строение?
В.С.: Да, это строение № 9, его освоение мы начали позднее.
И.И.: Чем было занято это строение?
В.С.: В нем студия «Диафильм» также размещала свое оборудование. Частично здесь было и складское помещение, и помещение для отдела сбыта. Поскольку мы всегда старались поддерживать со студией “Диафильм” хорошие отношения, нам удалось уговорить ее руководство освободить это здание без предоставления им другого помещения.
И.И.: А что было в этом здании еще до революции, когда оно принадлежало нашей Церкви?
В.С.: Согласно имеющейся у нас описи владений Евангелическо-Лютеранской Церкви в этом здании располагалась прачечная, которая обслуживала проживавших в соседних строениях комплекса церковных служащих и больничный корпус. Когда мы восстановили строение № 9, бюро общины перебралось туда, и тогда только появились хорошая классная комната, а внизу — кухня. Это дало возможность серьезно работать в общине. Одновременно мы начали осваивать строение № 8 — жилой дом напротив часовни. Во флигеле дома Правительство Москвы выделило епархии одну квартиру безвозмездно, другие две она,епархия, выкупила сама за счет денежной поддержки Евангелической Церкви Германии. Это была очень трудная работа, особенно с жильцами этих квартир: в первую очередь, у них были очень большие требования, да и сами ремонтные работы потребовали много сил и затрат.
И.И.: И сколько времени заняли эти работы в целом?
В.С.: Это заняло достаточно много времени, поскольку все приходилось делать по частям. Начали с наиболее легких в ремонтном отношении квартир, и закончили квартирой на первом этаже, где объем ремонтных работ был особенно велик. Помимо всего прочего, в этой квартире при вскрытии полов была обнаружена очень древняя белокаменная кладка конца 17 — начала 18 веков. Сразу же возникли сложности с управлением по Охране памятников: на время, пока они все осматривали, пришлось приостановить работы. От нас стали требовать, чтобы мы этот подвал раскопали и восстановили, но нам удалось уговорить их временно отложить эти работы на 5 лет. Возникла и другая проблема, требовавшая также определенного времени для своего решения: подвал заливался водой, поэтому нужно было определиться, что с этим делать, затем окапывать, осушать. А средств на все это просто не хватало.
И.И.: И, наконец, хотелось бы задать вопрос о самом главном здании, здании Церкви. Когда у нас появится возможность провести в нем богослужение?
В.С.: Безусловно, освоение этого здания имеет для всех нас особое значение. Поэтому мы не начали сразу с него, хотя, по идее, с этого и следовало бы начать. Но, во-первых, раньше у нас недоставало ни сил, ни достаточного опыта. Да и в общине было еще слишком мало прихожан, нашу Церковь еще просто не знали. Нужно было показать всем, что мы действительно реально существующая и растущая община,и что мы достойны этого здания. Действительно, другое подобное ему есть только в Санкт-Петербурге. В то время мне многие резонно задавали вопрос: зачем такой маленькой общине такое большое здание Церкви, зачем вы его вообще берете? Вам, дескать, и часовни будет достаточно. И я на это очень категорично отвечал: нет, здание Церкви нам просто необходимо, поскольку у нас очень большие перспективы для роста.
И.И.: Действительно, в Москве около 6.000 немцев.
В.С.: Вот видите, 6.000 немцев, а сейчас, наверное, еще больше. Кроме того, имеются и представители других национальностей: финны, латыши… Многие будут искать свои корни и возвращаться к ним. И когда у нас будет большое здание Церкви, и людей будет ходить больше. Появятся большой красивый зал, настоящий орган. Когда мы начинали наши богослужения в просмотровом зале студии «Диафильм» на верхнем этаже здания Церкви, к нам ходило столько людей, сколько реально мог вместить этот маленький зал — ни больше, ни меньше. Потом мы переехали в здание часовни, и оно очень быстро заполнилось, и сегодня мест больше просто нет, хотя оно вмещает в себя в три раза больше людей. И это естественно. Когда у нас будет больше места, к нам будет ходить больше людей, тогда и пресса, и телевидение станут уделять нам внимание. О ком, к примеру, сейчас много говорят? О католиках. У них есть постоянно действующая Церковь, а сейчас им передают еще одну. Ясно, что к ним и интерес проявляют больше, чем к нам.
И.И.: Вы говорили, что Церковь нам была передана с условием, что студии «Диафильм» будет предоставлено другое помещение. Как с этим обстоит дело?
В.С.: Сразу же после передачи нам здания церкви мы начали своими силами искать подходящее помещение для отселения студии. Вы ведь знаете, что под лежачий камень вода не течет, надо было действовать. Руководство студии не было заинтересовано само искать для себя новое место, им и тут было хорошо, а переезд был просто им не по средствам. Мы подбирали варианты и выезжали с их представителями на места. Нынешний вариант — Зеленодольская ул., д.4 — последний, туда в конечном итоге и выезжает «Диафильм». В ходе поисков мы обращались за помощью к правительству Москвы, мы же готовили и проталкивали все документы. Словом, невозможно подсчитать и оценить, сколько сил и энергии было затрачено, скажу только, что на эту работу ушло два года. В начале 1996 года студии «Диафильм» предоставили новое помещение, но осваивать его у них не было абсолютно никакого желания, и нам пришлось опять-таки самим ездить и оформлять всю необходимую документацию. А здесь тоже были свои сложности, так как на это здание претендовали другие организации, а некоторые даже уже заняли его. Пришлось бороться за их выселение судебным порядком, обращаясь за помощью к правительству Москвы. А это было очень сложно и очень дорого. Лишь в середине 1997 года студия «Диафильм» начала реально переезжать, но не по собственному желанию, а мы начали на этом настаивать. И студия, что называется, «согласилась», чтобы мы начали их перевозить, заявляя, что у них нет средств на переезд. Надо сказать, что первое отселение студии мы провели вынужденно еще в 1995 году, что было связано с передачей нам органа. Орган, кстати, — это вообще отдельная история, очень трудоемкая и очень интересная.
И.И.: Может быть, Вы вкратце затронете и ее?
В.С.: Конечно, поскольку это касается и студии «Диафильм», и непосредственно самой Церкви. В Донском монастыре сохранился орган из Евангелическо-Лютеранской Церкви св. Михаила в Москве, закрытой в 1928 году. Из этой Церкви он был перенесен в те годы в бывшую Церковь Серафима Соровского в Донском монастыре, которую, в свою очередь, занял крематорий. Орган был в очень даже неплохом состоянии, и его использовали в ритуальном зале крематория. Когда началась передача монастыря Православной Церкви, встал вопрос о том, что надо забирать орган. Все началось с позднего, практически ночью, телефонного звонка, как в хорошем детективном романе. Мне позвонили и сказали, что завтра в Донском монастыре состоится совещание, на котором настоятель монастыря будет договариваться с католиками о передаче им лютеранского органа. Утром я поднял шум, рассылал повсюду факсы, в том числе и отцу Агафадору, настоятелю монастыря, с требованиями, чтобы этот орган не передавали никому, кроме Лютеранской — Церкви. А для отца Агафадора главное было — освободить здание Церкви, чтобы в ней можно было проводить богослужения, и он был готов отдать его первому попавшемуся, потому, что, он, ему просто мешал. Отбить орган оказалось нелегким делом, на него претендовали не только мы, но и крематорий, и католики. И забирать орган надо было срочно, иначе мы оказывались перед реальной угрозой его никогда больше не увидеть. Внеочередным порядком мы начали готовить место в Церкви под орган. Так уж получилось, что именно с этого и началось освоение нами здания Церкви. Для этой цели правительство Москвы выделило нам 100 млн. рублей, хотя реально мы получили, к сожалению, только 26 млн. Мы разобрали просмотровый зал в Церкви, убрали перекрытия, полы, стены, словом проделали огромный объем работ. Перевезли и орган. Это было в 1995 году. К сожалению, работы пришлось вскоре приостановить — не хватило средств. Помощи из Германии ожидать не приходилось: они просто не хотели понимать, почему нам вдруг «загорелось» перевозить орган именно сейчас, когда это надо делать в самую последнюю очередь. Мы пытались объяснить, что если мы так поступим, то потом органа может уже не быть, его заберет к себе кто — нибудь другой, ведь орган-то уникальный, не случайно он входил в перечень памятников культуры союзного значения, и таких органов сохранилось у нас в стране очень мало! Нам и так стоило огромных усилий отстоять его для нашей Церкви.
И.И.: Я помню, что Вы как-то рассказывали, что и с алтарем была подобная история.
В.С: Да, с алтарем было практически то же самое. Он тоже хранился в Донском монастыре,где располагался музей архитектуры имени Щусева, и однажды отец Агафадор сказал нам: если вы его через неделю не разберете и не вывезете, то я разберу его сам. Можно себе представить, что стало бы с алтарем, дойди до этого! И, представьте себе, такие вот сложнейшие вопросы приходилось решать во внеочередном, просто в пожарном порядке, да еще при наших весьма скудных финансовых возможностях. Это сильно выбивало нас из колеи. А наши западные братья никак не понимали наших проблем. Да разве можно было бросить наши орган и алтарь на произвол судьбы, понадеявшись на то, что позднее, когда здание Церкви будет полностью готово, можно будет спокойно вернуть их себе. Не тут-то было! А ведь что, значит, перевезти орган? Его надо разобрать, перевезти, куда-то складировать. Он ведь больше года лежал у нас в строении № 3 в разобранном виде.
И.И.: Да ведь там огромное количество деталей, и все их надо пронумеровать!
В.С.: Конечно, там одних труб более двух тысяч, а уж остальных частей… И трубы размером от нескольких сантиметров до шести метров. Этими всеми работами у нас занимался Пудов Виктор Сергеевич: искал помещения, транспорт, отвечал за погрузку, перевозку, разгрузку. А наш нынешний пастор Лотов Дмитрий Романович непосредственно разбирал орган .Кстати тогда мы с ним познакомились поближе и когда наш пастор Александр Дроздов не смог больше исполнять обязанности пастора по моему предложению Церковный Совет пригласил на это служение Дмитрия Лотова.
И.И.: И все-таки, что успели уже сделать к сегодняшнему дню, и что еще осталось?
В.С.: Я уже говорил, что начаты работы в верхнем ярусе здания Церкви для установки органа, после этого мы приступили к освобождению подвальной части. В этом здании подвал двухэтажный, и мы к началу 1997 года полностью освободили и заняли его. Это достаточно большие площади. Студия «Диафильм» размещала здесь много оборудования, мы все это вынесли своими силами и за свой счет, и начали перевозить на Зеленодольскуго улицу. С осени 1997 года мы приступили к освобождению складских помещений. Здание Церкви имеет внутри перекрытия, выше зал сохранился, а ниже студия размещала свои станки и другое оборудование, и там же они устроили складские помещения. Чтобы было понятнее, мы сейчас освобождаем место там, где планируется подготовить зал для богослужений. Работы было тоже немало, так как раньше студия занимала, помимо нашей, еще две Православные Церкви. Оттуда их уже давно выселили, и они все свое оборудование свезли к нам сюда.
И.И.: И сколько же процентов от общей площади уже освободил 20%, 30% или еще больше?
В. С.: В процентах очень трудно подсчитать. Представьте себе зал, где-то площадью 800 м.кв., который на высоту нескольких метров заложен различным имуществом. Если смотреть по площадям, то, может быть, еще много осталось не вывезенным, а если по объему, то порядка 50% уже освобождено. К концу февраля этого года мы планируем, полностью освободить здание Церкви. Уже перенесены в здание церкви орган и алтарь, оба пока еще в разобранном виде, мы занимаем полностью весь верхний ярус и подвал. В качестве следующих работ планируется наладить в здании Церкви систему отопления. Это очень важно: вот уже второй год здание не отапливается, так как студия «Диафильм» не оплачивала отопление, для проведения многих работ отопление необходимо. Еще очень важно для нас установить счетчик тепла. Может быть, это многим кажете мелочью, но давайте посмотрим: студия сейчас, к примеру, должна бы (если бы она платила) платить 16 млн. рублей в месяц только за отопление. Это огромные расходы. А, имея счетчик тепла, эти расход, по опыту других церквей, можно было бы сократить в 2 или даже в три раза!
Итак, первым этапом сейчас предстоит вывезти «Диафильм» за свой счет и своими силами. Кроме того, нам приходится помогать им, разгружать их оборудование. Силами своих рабочих мы отремонтировали их подъемник, чтобы они могли внести все в новое пятиэтажное здание. Далее нам предстоит восстановить в прежнем виде окно на фасаде здания Церкви (раньше оно было сделано в форме розы ). Проделать эти работы нужно уже сейчас, потому что, когда мы установим наверху орган, подобраться к окну уже будет невозможно. Восстановить ранее искусственно заложенное окно в его прежнем виде не только наше желание, но и требование управления по охран памятников культуры. С внутренней стороны мы его уже частично разобрали, но работы пришлось временно приостановить из-за нехватки средств. Сейчас опять появилась некоторая надежда, что необходимые средства поступят, тогда работы будут продолжены.
Наша мечта — хотя бы в какой-то мере подготовить зал к проведению богослужения к 1 октября 1998 года!
И.И.: Но эта мечта реальна?
В.С.: Да, конечно. Окончательно отремонтировать зал к этому сроку мы
не успеем, но для проведения богослужения мы постараемся.
И.И.: Отрадно слышать, что после такого перерыва (с 1936 года прошло уже свыше 60-ти лет) можно будет присутствовать в самом здании Церкви на богослужении. Поэтому дай Вам Бог силы и мудрости для успешного завершения работ к 1 октября. И спасибо за эту беседу.
От редакции: Беседа состоялась в начале октября 1997 года.
Зал для богослужения полностью был отремонтирован к намеченному сроку.
К сожалению, первый епископ Евангелическо-Лютеранской Церкви Харальд Калниньш смог дожить до этого дня. Он умер 27 октября 1997 года.