Наряду с вопросом о монашеских обетах не менее запутанным, сложным, влекущим за собой многие последствия, перед молодым движением был вопрос о мессе. Карлштадт стремился возвести причащение мирян под двумя видами в ранг обязательного закона для всех. Не одобряя принуждения и в этом случае, Лютер вместе с тем выразил свою радость по поводу того, что виттенбергская община изъявила желание принимать Причастие под двумя видами. Но вопрос в целом был многограннее. Как обстоит дело с мессой вообще? Дьяволу удалось сотворить такое, что вступительные слова мессы, которые представляют собой утешение для содрогающейся от страха совести верующего и которые поэтому должны публично возвещаться всем людям, произносятся священником тихо и, по сути, умышленно утаиваются от ожидающей их с нетерпением общины. Да и вообще, священник служит мессу один, без какого бы то ни было участия общины!
Уже 1 августа 1521 г. Лютер писал Меланхтону, что он во веки веков не будет больше служить missa privata, т. е. мессу, отправляемую священником от своего имени, мессу, которую не воспринимает община. А между тем ряд его сторонников под предводительством августинца Габриэля Цвиллинга 48 сделал еще один шаг вперед. В конце сентября в городской церкви началось причащение мирян под двумя видами. Хлебом и вином причастился и Филипп Меланхтон со своими студентами. Впервые церковный культ был коренным образом изменен на основе нового понимания Писания. В октябре сторонники Лютера в августинском монастыре, несмотря на сопротивление большинства монахов, полностью прекратили служить мессу в монастырской церкви и заменили ее проповедью Евангелия. Вскоре университетская комиссия, в которой видную роль играл пробст монастыря Юстус Йонас, представила курфюрсту отзыв. В нем она просила Фридриха Мудрого как «христианского князя» полностью устранить злоупотребление мессой в его земле. Но курфюрст, сохраняя верность своим прежним принципам, отверг какие бы то ни было церковные преобразования. Он не хотел вмешиваться в столь важное дело без достаточных на то оснований; ему было ясно, что любое изменение мессы затронет не только сердцевину богослужения, но и глубоко перепашет все монастырское и церковное устройство и систему дарений в пользу Церкви. Ведь богатство Церкви основывалось на бесчисленных пожертвованиях за отправление месс: пашни, поля, луга, строения, деньги, являвшиеся собственностью Церкви, использовались для содержания священников, которые эти мессы служили. Даже в крошечных имперских и княжеских городках на юге и западе Германии было 6, 9, 12 и более священников; в крупных же городах за счет церковных бенефициев кормились сотни священнослужителей. Какая же судьба ожидала их в случае упразднения мессы в ее прежнем виде?
Лютер в сочинении о злоупотреблении мессой и ее упразднении (ноябрь 1521 г.) еще раз обосновал то, что он не признает ее. Но вместе с тем он считал, что основные принципы и действия, направленные на ее устранение, должны быть обдуманы, единодушно одобрены; должны также приниматься во внимание «немощные» в вере — приверженцы католической мессы. На пути непосредственного воздействия слова Божьего, по мнению Лютера, не должно возникать, как препятствие, понукание со стороны людей, даже предпринимаемое с самыми благими намерениями.
Во время непродолжительного, тайного посещения Виттенберга в начале декабря [1521 г.] Лютер с неудовольствием узнал о том, что некоторые виттенбергские студенты и бюргеры насильно изгнали из алтаря городской церкви служивших мессу священников. Не обращая внимания на гнев курфюрста и советы Лютера о недопустимости мятежа, беспокойный ревнитель новшеств Карлштадт, который в отсутствие Лютера возглавил проведение реформ, не мог угомониться и на Рождество Христово 1521 г. причащал в городской церкви под двумя видами всех желающих.
После этого удержать виттенбержцев в узде стало невозможно. Ревнители реформ — августинские монахи сожгли в монастырской церкви иконы и приготовленный для свершения Таинства Елеосвящения елей. Священнослужители должны были расстаться со священническим облачением, литургия стала читаться не на латыни, а на немецком языке, наконец, ежедневное отправление мессы было отменено; в рабочие дни церкви оставались закрытыми. Городской Совет и университет приняли совместное решение с создании на основе освобождавшихся после смерти владельцев духовных ленов т. наз. «общих касс» для оказания помощи бедным. Везде чувствовалась рука Карлштадта. Он потребовал изъятия икон из всех церквей. В ответ на этот призыв его склонные к мятежу сторонники уничтожили иконы в городской церкви. Карлштадт заявил, что Исповедь ведет души к погибели, посты — излишни, и призвал всех, без какого бы то ни было исключения, к участию в новом богослужении. К тому же он выразил убежденность в том, что простые, необразованные люди понимают Священное Писание лучше, чем теологи. Святой Дух воспринимается простыми людьми непосредственно; большая ученость, напротив, является только помехой на пути к постижению Писания. Поэтому, здраво рассуждая, надо овладевать ремеслом, следует перестать посылать детей в школы и всецело и полностью довериться непосредственным предписаниям Святого Духа. А для чего нужны еще и университеты? Не лучше ли закрыть их и распустить студентов и преподавателей по домам?
В то время, когда в поспешной реформе Церкви, осуществлявшейся Карлштадтом, проявились первые признаки фанатизма, в Виттенберге внезапно появились цвиккауские «пророки»: ткач Шторх и бывший ученик Меланхтона Штюбнер (Г. Фаусель допускает здесь неточность. 27 декабря 1521 г. в Виттенберг прибыли не два, а три «пророка», изгнанные городским советом из Цвиккау: студент Марк Томе так как он был сыном владельца бани (Badestube) в Эльстерберге, его называли еще и Штюбнером и ткачи Никлас Шторх и Томас Дрехзель) — сторонники и друзья ярого фанатика Томаса Мюнцера 50. Они переступили порог дома Меланхтона 27 декабря 1521 г. и вызвали переполох, представившись как непосредственные, осененные Духом посланцы Божьи, обладающие пророческо-апостольскими полномочиями. Во время бесед с Меланхтоном они ополчились против крещения детей на том основании, что ребенок, не понимающий, что такое вера, не может воспринимать Святой Дух. Они раскрыли Меланхтону свое подлинное лицо и поделились с ним своими откровениями: Они — провозвестники нового, справедливого времени; весь светский порядок будет коренным образом изменен; Церковь будет преобразована путем истребления всех священников; уничтожением всех безбожников будет заложен фундамент Царства Божьего. То, что впервые проявилось здесь, в Виттенберге — в декларациях «пророков», было отражением представлений Мюнцера, соединившего мистические и революционные идеи. Согласно учению Мюнцера, подобно тому, как душа человека посредством горечи закона, посредством смертных мук Креста должна очиститься от всего земного , а затем, перелившись через край моря безысходного ужаса, ощутить в самой себе, в бездне собственного сердца, источник Бога живого, должна и христианская община очиститься посредством огня и меча от всех врагов Божьих, а затем она познает сама себя в незапятнанном блеске как непорочную невесту Христову. И что представляет собой мертвое слово в сравнении с изливающимся здесь потоком ужасных ликов и пророческих откровений о кровавой погибели рушащегося старого мира и о сияющем восходе солнца новой праведности? И что значит непритязательная вера в слово Божие по сравнению с пылким дыханием времени, напором влекущей весомости непосредственного обращения Бога к человеку?
Конечно же, Меланхтон не был тем человеком, который мог устоять перед этим натиском «пророков». Особенно глубокое впечатление произвели на него аргументы фанатиков о недопустимости крещения детей. Курфюрст воздержался от оценки новых «пророков», сославшись на то, что он, как мирянин, не может судить об этом деле. Дать совет и помочь мог в той ситуации только один человек — Лютер.
В пространном письме от 13 января 1522 г. Лютер дал обуреваемому сомнениями Меланхтону указания относительно его обхождения с фанатиками. По мнению Лютера, «пророки» должны публично — посредством свидетелей или особых знамений, — а затем, во вторую очередь, — посредством разъяснения своего мучительного опыта обретения Бога путем духовного переживания смерти и ада — доказать свою богоизбранность. И разве крещение детей означает что-то иное, кроме вселения в них Духа Святого и того, что дети вверяются открытым, милосердным рукам пребывающего с нами Христа? Почему же тогда дети не должны быть крещены на том основании, что они не могут постичь основы веры? Ведь вся наша вера полностью основана на незнаемой нами вере, а именно — на вере, с которой Христос верует вместо нас, ради нас!
Из-за фанатиков Лютер не намерен возвращаться из Вартбурга в Виттенберг; это дело представляется ему маловажным. Но другие события в Виттенберге день ото дня беспокоят его все больше и больше. Бездушная поспешность, бесцеремонное пренебрежение «немощными» в вере, перемещение центра тяжести с вопросов вероисповедной борьбы на ликвидацию «никчемных, дурацких» обрядов — все это убедило Лютера в том, что виттенбержцы избрали неверный путь проведения реформ.
Наконец, раздался призыв о помощи со стороны виттенбергского городского Совета и университета: Лютер должен вмешаться в происходящие в Виттенберге события. Правда, курфюрст воспринял это неодобрительно. Ведь совсем недавно Имперское правление в Нюрнберге обратило внимание на волнения в Виттенберге 51; что же будет, если в Виттенберге появится сам Лютер? Но, не обращая внимания на курфюрста, 1 марта [1522 г.] Лютер покинул Вартбург и в рыцарской одежде, без сопровождающих, поскакал на коне по заснеженным дорогам в Виттенберг. 5 марта он отправил из Борны преисполненное сознанием собственной силы послание курфюрсту Саксонскому. Независимо, как король, он обращался к князю, с бесстрашной откровенностью отметал какую бы то ни было защиту со стороны земных сил, с детской любовью утешал слабого в вере Фридриха и с радостной верой признавал, что будет действовать, руководствуясь только Евангелием. Двумя днями позже он еще раз изложил курфюрсту причины своего возвращения: обращение [о помощи] из Виттенберга, вторжение сатаны в его убежище и страх перед тем, что вся Германия стоит на пороге великих потрясений. 9 марта, в воскресенье Инвокавит, Лютер появился на кафедре виттенбергской приходской церкви и ежедневно, до следующего воскресенья Реминисцере, произносил там проповеди о главных положениях христианской веры и обо всех, вызывавших его возражения, церковных преобразованиях, которые были осуществлены в Виттенберге.
В первой проповеди Лютер говорил о том, что виттенбержцы правильно поняли сущность греха и милости, но им не хватило христианской любви и терпения при применении этого учения в жизни и распространении его. Они не следили неусыпно за сатаной, которого обрадовала их опрометчивая торопливость и несогретость их действий христианской любовью, они недостаточно четко осознали цель своих действий, а также различие между необходимостью и свободой. Любовь же долготерпелива; она не выпячивает никакого закона, а спрашивает о том, что идет во благо ближнему. Поэтому не нужно — и это показано в следующих проповедях — никакого принуждения в том, что касается упразднения мессы; ведь лишь слово Божие покоряет сердца. Конец поклонению иконам также может положить только проповедь, потому что слово Божие делает свободным от человеческих установлений. Этой христианской свободе подвластны целибат, выход из монастырей, монашеские обеты, посты. В Причастии свобода проявляет себя любовью, которая не ищет своего, принуждая остальных к новшествам, а может объединить ближних во всеобщей вере в дарованное Христом прощение грехов. И как можно, упразднив исповедь, на этом основании, с одной стороны, отказаться от всякой возможности церковного воспитания, которое предписано в Мф. 18, а с другой стороны — от какого бы то ни было утешения, вытекающего из прощения грехов?
В этих проповедях Лютер не говорил ничего необычного. Он проповедовал слово Божие и на его основе судил о старых и новых злоупотреблениях. Но лишь одними этими скромными, поучительными проповедями подавил он за короткое время церковные беспорядки в Виттенберге. Возбужденная община была приведена в чувство, Меланхтон опять ощутил твердую почву под ногами, Карлштадт, затаив злобу, умолк. При дворе курфюрста облегченно вздохнули: кто мог бы предвидеть такой поворот событий? Цвиккауские «пророки» покинули восвояси Виттенберг; их попытка ошеломить Лютера своими откровениями закончилась неудачей. Первая атака фанатиков была отбита; стало ясно, что только там, где проповедуется чистое Евангелие и где ему предоставляется широкое поле деятельности, возможна и настоящая свобода, преисполненная любви к ближнему. Восемь выступлений Лютера в Виттенберге уберегли проповедь Евангелия от погибели и сохранили ее для мира.
1. Мистическое учение Томаса Мюнцера
Томас Мюнцер утверждал, что рассчитанная на внешнее воздействие проповедь — ничто, нужен дух; никто не станет христианином, если не услышит в себе Бога, говорящего с ним на человеческом языке: человек пренебрегает Богом, Который не говорит с ним.
Мюнцер выделял определенные ступени восхождения к христианству. Первую — он называл ступенью освобождения от низменных животных чувств, когда человек должен покончить с обжорством, пьянством, блудом и т. д. Вторую — ступенью учебы, когда человеку надлежит задуматься о другом образе жизни и ревностно отдаться самосовершенствованию; третью — ступе¬нью удивления, когда человек осознаёт, что представляют собой грех и милость; четвертую — ступенью сокрушения сердца — так называл он страх, внушаемый законом, когда человек проникает¬ся враждой к самому себе и страдает из-за своей греховности;пятую и последнюю — ступенью возрастания милости — так называл он, во-первых, глубокое самоотрицание или глубокое неверие, т. е. внешнее безразличие, подобное бесчувственности Иуды, во-вторых, безграничную веру в Бога, т. е. предоставление всего на усмотрение нашего Господа Бога. На этой, последней ступени и случается, что люди слышат голос Бога и т. д.
Но это учение несло в себе лишь отблеск мнимой святости. При помощи его Мюнцер преуменьшал значение устного слова.